Раб осознает свою зависимость и идет на поклон к людям. Свободный осознает свою зависимость, но идет на поклон к Богу. Свобода понятие исключительно духовное, потому что свобода есть особый вид зрения. Видение того, чего раб не видит. Каждый из нас балансирует на острие рабства и свободы каждую секунду. Что мы видим перед собой прямо сейчас?
Видим ли мы только паутину горизонтальных зависимостей, из которой никак не выберешься, пока не пойдешь на поклон к людям и не принесешь им жертву? Или мы видим пробивающийся сквозь грозовые тучи вертикальный луч, по которому мы, как по лестнице Иакова, восходим на небеса и спускаемся обратно? От кого мы зависим? Чем сложнее наша ситуации, тем острее этот вопрос.
Раб хочет благополучия и комфорта прямо сейчас и готов поклониться кому угодно, лишь бы получить то, что ему надо. Если в Египте было мясо и огурцы, возвращаемся в Египет. Он один в этом мире, ему не от кого ожидать милости. Свободный не заботится о своем будущем, он разжимает хватку и отпускает его по водам. Он оглядывается вокруг и видит манну, которая всегда падает только на один день.
Пища свободного манна, которая дается только на сегодня. Что будет завтра? Не наша забота. Либо другая манна, либо земля обетованная. Пища раба мясо и огурцы. Не то, что падает с неба, а то, что растет на земле. Что делаем мы: собираем манну, падающую с неба, или бежим на поклон к рабовладельцам, распоряжающимся землей?
Ряд исследований в области нейрохирургии показал, что наш мозг всегда идет по кратчайшему пути. Каждая мысль, каждый поступок создает некий мостик между нейронами. Сделав/подумав что-то однажды, мы, скорее всего, сделаем это во второй раз. Потому что мостик уже построен. Зачем строить второй? Мозг всегда идет по пути, который уже проложен. То, что сделано однажды, легко сделать во второй раз. Мозг не любит пролагать новые пути.
С годами эти повторения складываются в нерушимые привычки мышления. Рабство, как привычка мышления, трудновыводимо. Но как ни странно, есть одна сила, которая рушит эти прочнейшие нейронные связи. Исследования показывают, что человек, умеющий благодарить, перепрограммирует нейронные связи. Он всегда видит в ситуации больше, чем очевидно. У него открывается способность видеть невидимое. Как слуга Елисея, когда у него отверзлись очи, и он увидел холмы, наводненные огненными колесницами.
Благодарность вещь потусторонняя. Она родом из иного мира, она, как райский эликсир, возвращает человеку зрение. Как легко в трудной ситуации всплеснуть руками и сказать: «Выхода нет». Но в этот момент у нас на глазах шоры. Мы не видим дальше своего носа. Покажите мне человека, все время жалующегося на судьбу, и я покажу вам раба. Покажите мне человека, видящего что-то хорошее даже в самой плохой ситуации, и я скажу вот свободный.
Благодарность рушит привычки рабского мышления, как ничто другое. Она начинается с того, что мы видим вокруг себя сегодняшнюю манну. То, что сегодня упало с неба, как подарок. Дети носятся как угорелые? Слава Богу. Еда в холодильнике, теплый день, час свободного времени с чашкой чая, разговор с другом, драники, велопрогулка, руки, ноги, глаза, уши, музыка, горячая ванна, Ералаш, интересная книга, неожиданная мысль. Подумать только сколько вокруг всего. А я и не замечал! Все на сбор манны!
Жизнь это совсем другое
Во французском кафе «La Madeline» всегда играет классическая музыка. Эпохи барокко. Когда садишься за столик на улице и ждешь заказа, замечаешь, что эта музыка что-то с тобой делает. Когда-то в молодости мне говорили, что регулярно слушать классическую музыку полезно, но когда я пробовал, она все как-то «не шла». И тут вдруг пошла. Та самая, которая в детстве казалась скукой зеленой, вдруг начала что-то мне «говорить». Я долго не мог понять что. Потом понял Моцарт и Гайдн звучат СОВЕРШЕННО иначе, чем современная жизнь.
Вот только что ты ехал в машине по оживленным трассам, менял полосы, мигал поворотниками, следил за сигналами светофора, думал о приближающихся сроках сдачи проекта, а потом сел, и вдруг звучит что-то совершенно другое. Представьте себе: по переходам шумного метро мечутся толпы народа, с грохотом несутся поезда, пахнет куревом вперемешку с потом и французскими духами, кто-то плюет в урну, но вдруг люди перестают метаться, замирают и начинают танцевать, выписывая гармоничные движения в такт завораживающей музыки.