Как много советов,
ухабов,
несметных сетей,
и чад привокзальных буфетов,
и гарь привокзальных путей.
Дорогой я весь переполнен,
под крышу родную придя.
В ней всполохи огненных молний,
в ней чистые капли дождя.
«Мы трясемся в вагоне»
Мы трясемся в вагоне,
ветер воет устало.
Мы проехали много,
да осталось немало.
Жизнь отчаянья пляска
на железных колесах,
бесконечная тряска
Рыжий мох на откосах,
серый дым в поднебесье,
суматоха вокзалов.
Мы о них вспомним в песне,
что в дороге слагалась.
Светлый отблеск крыла
в белом облаке снежном
самолета стрела
в океане безбрежном.
И гостиниц уют,
лоск на лицах от пота,
и болтанка в каютах
пароходов Морфлота.
Все останется в нас,
мы срослись все с дорогой,
но не сводит с нас глаз
месяц подлый, двурогий.
Наши женщины дома
помнят, ждут и тоскуют,
так что, месяц бездомный,
ты не зли нас впустую.
Мы судьбу выбирали
не с проложенной стежкой,
чтобы в самом начале
топать бодрою ножкой.
Наши ноги в болоте
увязали порою,
не в тепле и почете
мы боролись с судьбою.
Нам не надо наград,
нам наградой удача,
мы такие, как есть,
есть и лучше и ярче.
Мы такие, как есть,
любим прозу и песни
Рыжий мох на откосах,
серый дым в поднебесье.
«Юная, нежная»
Юная, нежная,
резко, небрежно
ты отвечаешь смеясь.
Взгляд твой кусается,
переливается
локонов тонкая вязь.
Ты поднимаешься,
чуть усмехаешься.
Я под прицельным огнем,
но озадаченный,
гневом охваченный,
твердо стою на своем.
Небо качается,
спор продолжается
и он тебе по плечу.
Богом мне данная,
сильная самая,
я предлагаю ничью.
Я предлагающий
и понимающий,
что проиграл этот спор.
Жду в нетерпении,
кротком смирении
твой для меня приговор.
«Есть блондинки и брюнетки»
Есть блондинки и брюнетки,
губки розовый коралл.
Но каштановых кокеток
я им всем предпочитал.
А ещё любил я рыжих
иль шатеночек с рыжцой
в Петербурге и Париже,
в Подмосковье, под Ельцом
Под хорошую закуску
к водке или коньяку,
с иностранкой или русской
сидя, лёжа на боку,
на спине иль даже стоя
Как же сладко их любить
Но пора уже герою
урезонить свою прыть.
Да не в силах рыжих бестий
пропустить я мимо глаз.
Умираю с ними вместе
в каждом месте каждый раз.
В стиле шансона 1
Нары, мои нары,
я ещё не старый
Сквозь решётку вижу я луну
Вертухай подходит
и меня разводит.
Ну, а я и глазом не моргну.
Светочка-сестричка,
где ж твои косички?
Ах, Челябинск гарный городок!
Был бы я эколог,
а не гинеколог,
я б закрыл промзоны на годок.
Я тебя Рыжкова
даже не к Мошкову
переправлю в Цюрих к братану.
От швейцарских гор мы
вмиг пришли бы в норму.
Братану моляву черкану.
Но братан швейцарский
козырь вертухайский
на меня ментам гнал порожняк.
Сдал меня вандалам
Игорёк Ландау.
Не спешите петь мне отходняк,
но прощайте, братцы,
вновь мне светит карцер.
Вертухаям громко:
ИСПОЛАТЬ!
На себе ж рубашку
рву, как промокашку,
видно, век на зоне прозябать.
В стиле шансона 2
Крут пахан московский,
словно волк тамбовский,
не пускает питерцев в Москву
Обижает Бэлу,
тычет парабеллум
ей в лицо Я вижу наяву.
Припев:
Бэлка, моя Бэлка,
стань моею грелкой,
я москвич кондовый, коренной.
Вовке Сталинченко забиваю стрелку
Ты со мной за каменной стеной.
Держат паханята
общаки и хаты,
всю Москву скупили на корню,
но тебя я встречу
на Замоскворечье
И тебя собою заслоню.
Припев.
Я лежу в угаре
на московской шмаре
Честных баб увёл Петросовет
Передайте, твари,
Кондаковой Ларе
от волка московского привет.
Припев.
Римейк на "Авиамарш" 20-х годов прошлого века
"Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью",