А мне сказали, что у нас новая учительница. Я заинтересовался, знаете ли. И вот решил познакомиться. Скучно тут у нас, знаете ли, и поговорить, как следует не с кем. Кругом люди хозяйственные, занятые.
Павел приблизился к Людмиле Николаевне и протянул ей руку.
С вашего разрешения, Павел Александрович Хватов, летчик.
Людмила Николаевна, проговорила она смущенно и подала ему свою маленькую ладонь.
Очень рад, заученно проговорил он и быстро нагнулся, чтобы поцеловать запястье женской руки. Людмила Николаевна позволила ему это сделать, но потом посчитала, что это в данных обстоятельствах нечто лишнее, быстро убрала руку, и вышло как-то неловко. Молодая учительница растерялась и покраснела, чего давно с ней не случалось. «Одиночество дает свои плоды», подумала она про себя. Что и говорить, раньше она была другой. Элегантные мужчины ей нравились. Тем более что Павел Александрович выглядел довольно прилично. Можно сказать, привлекательно. Особенно приятно смотрелись его густые, черные усы на фоне румяного лица. Нос, правда, был немного великоват, но это Павла не портило. Людмила Николаевна, излишне волнуясь, усадила гостя за стол, и, пообещав вернуться через минуту, ушла заварить кофе.
Откуда вы к нам пожаловали? громко спросил Павел, оставшись в одиночестве.
Из Ленинграда, охотно ответила она.
Вы там жили?
Да. Правда, не с рождения. Не с детства.
Ну и как вам наши Журавли после северной столицы? снова спросил Павел.
Не знаю даже как сказать Привыкаю, ответила Людмила.
Не тот культурный уровень? снова спросил Павел.
Ну, грязновато, конечно. Но что тут поделаешь. Приучаю себя к мысли, что я обязана эти трудности преодолеть, я должна.
Это только слова.
Я думаю, ничего не пропадает даром, не расслышав реплики Павла, докончила свою мысль Людмила.
Нет, нет! Тут вы не правы. Вы молодая, красивая вам и жить надо красиво. Я так считаю, уж как хотите, так и думайте обо мне. Но, мне кажется, не всегда нужно следовать правилам, не все обещания исполнять. Иногда, знаете ли, спасает исключение из правил.
Между тем Людмила Николаевна стояла у плиты, слушала Павла и всё никак не могла решить, как ей поступать дальше. Соблюдать этикет, разыгрывая скромность, или сесть к столу с намереньем сыграть роль одинокой женщины, которая в глухой провинции соскучилась по общению с настоящим мужчиной. Пить кофе без молока и говорить умные вещи, похожие на банальности.
Нет, пожалуй, она так поступить не сможет. Он пришел в первый раз, а разговаривает с ней как давний знакомый. Вместе с тем, он высок, усат и чем-то похож на гренадера. Вне всякого сомнения, у него уже были женщины, и он знает, как себя с ними вести.
У меня здесь родители. Иногда приезжаю помочь им по хозяйству и так для успокоения души. Они старые уже. Скучают, пояснил Павел.
А я дома давно не была, отозвалась Людмила.
Это ничего. Зато потом уедете на всё лето. Время быстро идет.
Для меня медленно.
Так кажется, заверил её Павел. Я тоже думал, что медленно, а тут опомнился и удивился. Оказывается, мне уже тридцать пять. Лучшие умы к этому времени добивались всего. Всего, понимаете? А мы?
Для мужчины это немного, успокоила его Людмила.
Кофе пили молча. Людмиле снова отчего-то сделалось неловко. Ей хотелось встать из-за стола и отойти к окну, но Павел вдруг предложил:
Может, выпьем чего-нибудь покрепче за знакомство? и, не дожидаясь ответа, достал из широкой штанины неполную бутылку коньяка с пробкой из газеты. Людмила Николаевна даже вздрогнула от неожиданности.
Рюмочки, надеюсь, у вас найдутся?
Но рюмочек как раз не нашлось. Пришлось разливать коньяк по фарфоровым чашкам с вездесущими фиалками на боках
После нескольких глотков обжигающего нектара знакомство двух молодых людей стало проще и приятнее. Правда, в первый момент Людмила ощущала опьянение как вязаную шапку, которая немного давит на виски, но в остальном всё было хорошо, даже очень. Она вдруг поняла, как стосковалась по мужчине, по тому ни с чем несравнимому запаху, в котором смесь одеколона и табака. По тихой речи с хрипотцой, по взглядам жадным и решительным, по горячей физической силе.
Через какое-то время Людмила почувствовала себя совершенно свободной и даже прочитала несколько своих стихотворений из миниатюрной записной книжки, которую держала в теплой, слегка влажной руке. И голос у неё при этом звучал вдохновенно, так же, как на поэтических вечерах в институте. Павел слушал её с явным благоговением и всё никак не мог поверить, что эти складные и красивые строки написала именно она, а не какой-нибудь Бальмонт или Мандельштам.