Дьявол покосился на Катю с необъяснимым выражением ожидания, но Богиня Юго-Запада безмятежно слушала ересь, которую нёс этот задавака.
Ну, насчёт странностей. Вместо неё поддержал разговор Север. Ничего с ними не сделается. А что касается драконёнка, то он может покинуть скорлупу, не повредив поверхности планеты.
Дьявол, вместо того, чтобы осердиться на явственно ироничный тон Севера, казалось, напротив того почувствовал уважение к мрачноватому человеку в синих штанах, сложённому, как один из богов древности, и, вероятно, таковым и являющемуся. Он хотел ответить, и подыскивал реплику, которая свела бы на нет некоторую напряжённость случайной беседы и в то же время позволила бы закопчённому атлету выказать остроту своего ума, несомненно, неординарного, несмотря на чрезмерную брутальность суждений.
Но едва он такую реплику подыскал, во френче у него зашкворчало, будто у него там жарилась яичница из недосиженных драконят. Дьявол сделал выразительную гримасу, насколько позволяла его мохнатая физиономия, и извиняющимся жестом тронул френч.
Он попятился, грузный немолодой офицер в потрёпанном френче, старающийся выглядеть бравым молодцом перед очаровательной женщиной. Очень правдоподобно.
Это и вызвало неосознанный протест у Богини Юго-Западного Ветра, но это неумное ощущение она немедленно подавила. Вытаскивая из кармана врушку, Дьявол заметил вскользь, но почтительно:
Прогулялся, старичок, проветрился пора и честь знать.
Он откланялся, держа на отлёте шкворчащего врушку, и, встретясь взглядом с дамой, глазами показал, до чего ему жалко покидать многообещающее общество. Дёрнув герметическую дверь, он ушёл в открывшийся проём слабого разгорающегося света. Тяжкие, как пропылённые шторы, крылья его проволочились за ним по осветившемуся загаженному порогу, и там за порогом Катя успела увидеть к своему удивлению полотенце, белейшее полотенце, вафельное пупырчатое, которым вытирают руки, на полу и отпечатки копыт конторскими печатями на его вафельной наивной белизне.
Дверь захлопнулась, и отзвук разговора почудился Богине, а глупое видение она по своей всегдашней доброте стёрла из памяти. Катина память была домом в сто этажей и хранила всё, что за свою жизнь Богиня узнала обо всех живых существах хорошего.
Когда они остались одни, Север разлил по чашкам остатки вина.
«Забавный дед», собиралась сказать Катя, следя за движением узких и крепких узлов мышц под смуглой кожей друга.
Кожа эта была выдублена не только светом Орса, но и дождями, ветрами и пытками, всеми асмусами орсолет, как сказали бы жители этой металочки, которой позабавивший богиню Юго-Запада старикан несколько минут назад пророчил страшные сюрпризы
Произнести умиротворяющую фразу, на которые торовата была бесконечно милосердная женщина, ей не пришлось. Любовник её разомкнул уста и изрек, заглядывая в глаз бутылки сквозь соломенные ресницы:
Горнапштикнер ему товарищ.
Катя против воли рассмеялась, так забавно прозвучало упоминание о старом, отошедшем от дел письмоводителе Северного Угла. Драгоценные камни в её волосах заблестели, оживая.
Но муж, остро глянув на неё светлым, с огромным чёрным зрачком, глазом, повторил:
Да, любезная вы моя Богиня Юго-Западного Ветра.
Он подал ей, низко склонив голову в знак любовной покорности, чашку, в которой кой-что осталось. Катя беспрекословно приняла.
Чего у него потерялось, ты не успел разглядеть? Смешно сказать любопытство бабье
Север смотрел на неё влюблённым глазом, забыв о всяких престарелых полковниках подземной службы. Они содвинули кубки в пустоте, запыленной золотыми вращающимися шарами.
Сначала мне блазнулось, что это врушка у него трещит, но потом -Она с наслаждением отпила глоток лёгкого и оттого опасного вина. Посмотрела над краем кубка на Севера. У него там зашкворчало
Зашкворчало Сквозь зубы задумчиво повторил Север.
Откуда здесь колодец? Все эти бесчисленные ходы, кто знает, куда они могут привести. Такой он странный, этот мир. Устремляя чёрные печальные глаза во Тьму, говорила Катя.
Она встрепенулась.
Так ты не
Заметил. Я заметил. Неохотно сказал он. Запоминающее устройство.
Да?
Да.
Как смешно. То есть, обидно бедный, а вдруг там что-то, ну, очень важное.
Север буркнул: