Ага, сказала она себе, делая шаг с тропы в сторону густого малинника, где ее кожаные башмачки с бронзовыми пряжками утонули в траве. Ага. Вот как, значит. Еще один. А может быть, и одна. Ох, как нехорошо это.
Сокрушенно покачав головой, Клара принялась ждать всадника.
Вскоре он настиг Клару. Вернее, не всадник, а всадница. Молодая еще девчонка, поджарая, подтянутая, похожая чем-то на породистую лошадку, точь-в-точь такую, чьи бока сжимали ее стройные ноги. Цепкий взгляд Клары мгновенно скользнул по всаднице, оценивая. Так, костюм для верховой езды бархатный, черный. Берет бархатный, черный. Из-под берета струится волна волос наверняка не бархатные, но тоже черные. Скрипучее кожаное седло черное как ночь, без единого украшения, даже шляпки крошечных гвоздиков окрашены в тон. И только глаза зеленые. И только тонкое кольцо на правом указательном пальце золотое.
Уйди с дороги, выпалила девчонка, придерживая лошадь. Ты меня не остановишь. Ты Ты Ты права не имеешь!
Бог с тобой, девонька. Клара, стоявшая стороне от тропы и совершенно не мешавшая никому, кто хотел бы проехать, удивленно сморгнула. Я тебя не держу. Хочешь дальше езжай, хочешь разговоры со мной веди.
Знаю я вас, нервно выкрикнула наездница, удерживая нетерпеливо пританцовывающую на месте лошадь. Вы, ну, те, которые на Рубеже, вы все делаете, чтобы не пустить нас туда.
А зачем тебе, девонька, туда? мягко поинтересовалась Клара.
Там, мечтательно прикрыв глаза, проговорила девчонка, свобода. Там нет жестоких стискивающих рамок общества, угнетающего истинно вольных людей. Там всякий является тем, кто он есть на самом деле, а не тем, кого выпестовали из него родители, друзья и просто знакомые. Только там ты можешь делать то, что хочешь, а не то, что нужно. Там тебе не говорят «нельзя».
Ты так складно говоришь, ох, как складно. Клара улыбнулась доброй, светлой старушечьей улыбкой. Я аж заслушалась.
Да, девчонка гордо выпрямилась в седле. Меня ждет Темная Империя. Я еду в страну, где царит Тьма, потому что только во Тьме настоящая свобода и настоящее творчество.
А скажи мне вот еще что, девонька. Клара все еще улыбалась, но было что-то в ее голосе, что заставило девчонку напрячься. Ты вот, к примеру, рисовать умеешь?
Ну, умею, опасливо буркнула всадница.
Так вот, как-нибудь ночью, когда вокруг эта самая твоя тьма, возьми листок бумаги да карандаш. А потом погаси свечу, закрой глаза и рисуй. Во тьме. И утром подумай, что у тебя с твоей Тьмой выйдет: творчество или мазня да каракули, ох, получше подумай.
Да ты задохнулась от гнева девчонка.
Езжай, сказала Клара, уже не улыбаясь. Я не держала тебя и не держу. Ты выбрала путь так езжай или выбрось из головы всю эту дурь про Тьму и свободу и возвращайся домой, к папе и маме.
Девчонка ничего не ответила, лишь пришпорила лошадь, обрадовавшуюся, что ее больше не сдерживают, и помчалась по тропе, уводящей на восток.
Утром следующего дня, когда семейство Доннерветтеров в полном сборе сидело вокруг древнего массивного стола с резными ножками, изображавшими львиные лапы, и за неспешной беседой пило полуденный чай с непременными сушками, их посетил гость. Сначала раздался вежливый стук в дверь, а затем, когда дед Авессалом, несмотря на свою глухоту, расслышавший стук дверного молотка, крикнул: «Входите, не заперто!», дверь открылась, и через порог с легким поклоном переступил нежданный визитер.
Это был высокий темноволосый молодой человек лет двадцати, в ярко-вишневом камзоле, из-под которого пенными волнами стекали ослепительно белые кружева изящной рубашки. Вишневость камзола перечеркивалась, словно небо молнией, темно-синей, усыпанной золочеными бляшками перевязью, на которой висела шпага в скромных (на удивление) ножнах. Возможно, что поклонился он, проходя в дверь, потому что боялся задеть притолоку пышным плюмажем из страусиных перьев, венчавшим шляпу.
Рад приветствовать вас, господа. Гость еще раз поклонился, отточенным движением сдернул шляпу с головы и, зажав ее в руке, небрежно взболтнул шляпой воздух. Страусиные перья метнулись по безупречно чистому полу, с утра вымытому Марией-Розой. Я Леобальд Таммер, возможно, вы слышали обо мне.
Леобальд Таммер выжидательно замолчал, словно ожидая, что хозяева ахнут: «Да что вы говорите! Сам Леобальд Таммер! Не может быть!» Однако встретил он лишь внимательную тишину. Дед Авессалом, Клара, Элджернон и Мария-Роза доброжелательно глядели на гостя.