«Деньги тогда новые печатались со страшной скоростью. говорила моя супруга, зарплаты росли тоже быстро, но все равно не успевали за ценами на продукты.
И да. Земли вокруг городов раскопали под огороды-дачи. Более того. В спальных районах, вокруг панельных пятиэтажек, вместо цветов в палисадниках росли овощи. За домами построены были из разного сора досок и спинок от кроватей, огороженные посадки с капустой, морковкой, свеклой и так далее. С балконов вовсю кукарекали в городе петухи, а возле нашего дома на пустыре мужик каждое утро пас козу, она у него тоже на балконе жила. Вот какие были времена!»
Такие вот воспоминания навеяло от одного моего предмета на моём письменном столе. И картины в старинных рамках висят до сих пор у меня на стене в комнате, и лампочка служит до сих пор.
За рабочим письменным столом
О книгах и поэзии.
Книги как корабли мыслей, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Немножко о красоте.
Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть, как инстинкт заложенная природой.
Чувство прекрасного это нечто такое. Что принадлежит вкусу и вкусы воспитываются годами детства, годами взросления, поэтому и понятия красоты разные у разных народов, также, как разнятся вкусы пищевые, китайцам и полинезийцам нравится перец и все острые блюда, а для европейца перец сжигает ротовую полость.
Даже прекраснейшая из обезьян безобразна для людей.
Другое дело красота природы. Красота природы не нуждается в дополнительных украшениях больше всего природу красит отсутствие украшений, она прекрасна сама по себе.
Красота телесных форм всегда совпадает с понятием о здоровой силе, о деятельности жизненных энергий. Очарование это всегда красота в движении.
Идеальная красота, самая восхитительная наружность ничего не стоят, если ими никто не восхищается. Идеал выступает, как кульминационный пункт логики, подобно тому, как красота есть не что иное, как вершина истины. Так сказал один философ.
Высота чувств находится в прямом отношении с глубиной мыслей. Сердце и ум это два конечных баланса. Опустите ум в глубину познания и вы поднимете сердце до небес.
Красота в любви это открытое рекомендательное письмо. Заранее завоевывающее сердце.
Но иногда. Голос красоты звучит тихо: он проникает только в самые чуткие уши. В сердце того, кто страстно стремится к красоте, она сияет ярче, чем в глазах её созерцающего.
Обрывая лепестки цветка, ты не приобретешь его красоты. Уж таков её обычай: красота всегда права.
Всегда надменна красота.
Да. Но жесткость некрасива.
Этот мир мир диких бурь, укрощается музыкой красоты.
Поэзия.
Красота родник поэзии. Красивые выражения украшают красивую мысль и её сохраняют.
Поэзия есть игра чувств, в которую рассудок вносит систему, и наоборот, красноречие дело рассудка, который оживляется чувством.
Поэты пишут глазами любви, и только глазами любви следует их судить.
У многих людей сочинение стихов это болезнь роста ума. Молодые поэты льют много воды в свои чернила. Другие поэты похожи на медведей. Которые постоянно сосут собственную лапу, не могут вылезти из своей берлоги.
Одного вдохновения для поэта недостаточно требуется вдохновение развитого ума. Поэтическое произведение должно само себя оправдывать. Ибо там, где не говорит само действие, вряд ли поможет слово.
Один из больших политиков замечательно выразил суть воспитания: «Я был вскормлен законами, и это дало мне представление о темной стороне человечества. Тогда я стал читать поэзию, чтобы сгладить это впечатление и ознакомиться с его светлой стороной». (Томас Джефферсон).
Отсюда можно сделать заключение законы нам показывают только грязную сторону. А поэзия красоту нашего мира.
Не продается вдохновенье.
Но можно рукопись продать
Не тот поэт
Кто рифмы плесть умеет.
От того же Пушкина узнаем.
В литературном мире нет смерти, и мертвые также вмешиваются в наши дела и действуют вместе с нами, как живые. Книги, слова живших давно людей, передают нам и чувства, и знания.
«Искусство стремится непременно к добру, положительно или отрицательно: выставляет ли нам красоту всего лучшего, что ни есть в человеке, или же смеется над безобразием всего худшего в человеке. Если выставишь всю дрянь. Какая ни есть в человеке, и выставишь её таким образом, что всякий из зрителей получит к ней полное отвращение, спрашиваю: разве это уже не похвала всему хорошему? «Спрашиваю: разве это не похвала добру?» говорил об искусстве Гоголь, Николай Васильевич.