Хольгер подошел к входной двери и позвонил. Некоторое время ничего не происходило. Это настораживало хоть кто-то из большого семейства должен был быть дома. Наконец, дверь отворилась, и Хольгер не сдержал улыбку, увидев лицо старого коллеги.
Добрый день, господин Шварценбаум.
Старик несколько секунд вглядывался в лицо Вюнша, а потом расплылся в улыбке.
Ааа, оберкомиссар Хольгер Вюнш! Добрый день, добрый день! Проходите, пожалуйста.
Дверь распахнулась, и хозяин пропустил их в дом.
Да вы не один, Хольгер! Добрый день, молодой человек. Йозеф Шварценбаум, гаупткомиссар34 полиции в отставке, к вашим услугам.
Комиссар Франц Майер. Очень приятно.
Недавно работаете в полиции?
Франц утвердительно кивнул. Мужчины пожали друг другу руки.
Вы по делу или просто так, Хольгер? Хотя кого я об этом спрашиваю, разумеется, по делу! Разве Хольгер Вюнш может навестить коллегу просто так?
При этом с лица Шварценбаума не сходила ехидная улыбка. Хольгер же испытывал неприятное чувство. Он, конечно, был рад видеть старика, однако тишина, царившая в доме, наводила его на определенные размышления и размышления эти были нерадостны. Впрочем, они не мешали Вюншу быть вежливым:
Так точно, господин Шварценбаум, по делу. Но я был бы последним грубияном, если бы не спросил, как ваши дела и как ваши дети?
Ну, не в коридоре же нам об этом разговаривать. Пройдемте в мой кабинет. Для шнапса, пожалуй, рановато, но вот от моего кофе вы не отвертитесь. Проходите, Хольгер, Майер. Вы же помните, как пройти к моему кабинету, Вюнш?
Да, конечно, господин Шварценбаум.
Обстановка в доме подтверждала то, о чем Хольгер думал с самого начала разговора. «Кабинет», насколько помнил Вюнш, был довольно универсальной комнатой и считался кабинетом потому, что именно здесь стоял письменный стол и стеллажи с книгами. Помимо этого в комнате стоял большой диван, который запомнился Хольгеру еще при первом посещении. С тех пор в кабинете почти ничего не изменилось, разве что книг стало заметно меньше.
Вскоре Шварценбаум принес поднос с тремя чашечками кофе и розеткой с печеньем. Как следует устроившись в огромном кресле за письменным столом, он показал, что готов к разговору. Вюнш задал не дававший ему покоя вопрос:
Вы уезжаете?
Узнаю вашу наблюдательность, Хольгер. Да, вы правы получается, уезжаю. Самому не верится, честно говоря. Сара полгода назад с семьей уехала в Палестину, два месяца назад к ней присоединились Руфь с детьми и Шломо, а через месяц я с Лейбой отправлюсь.
Знаете хотя бы, что вас там ждет?
Как что? Дом! Израиль ждет земля, дарованная Богом! У меня всю жизнь мечта была, хоть глазком глянуть на Землю Предков, а тут я на старости лет в оба глаза посмотрю.
Я имею в виду, условия там какие-нибудь для жизни есть?
Сара писала, что поначалу сложно, конечно, было, да и сейчас не сахар, но только о том, чтобы вернуться ни тогда, ни сейчас она и не думает.
Не страшно?
Страшно! Конечно, страшно. Но и интересно, и хочется! Дети пишут про стены древние, как само время, про мой народ, текущий на эту землю рекой
Лицо старика буквально сияло.
А что Михаэль?
Да, Мойша как всегда! У него один «blühe, deutsches Vaterland»35 на уме, прямо как у тебя! Оторвался он от меня изрядно. А уж как Магда умерла и вовсе редким гостем стал. Так хоть мать навещал. Я все хотел его уговорить, да ты же его знаешь если уж он встал на чем-то сдвинуть не выйдет. Вот, хоть дом ему оставлю. Он все убеждает меня продать, да только дом, где твои дети выросли, не так-то легко продать. Ты сам-то не женился еще? Шварценбаум и не заметил, как начал обращаться к Хольгеру на «ты», впрочем, Вюнш не возражал.
Нет, не женился.
Эх, ты смотри, чтобы поздно не стало, Хольгер. А то знаешь: дети это все, что от нас на свете останется после нашей смерти.
Жаль, что вы уезжаете
Да, мне тоже, Хольгер. Мне тоже
Последние слова Шварценбаума зависли в воздухе, воцарилось молчание. Где-то тикали часы. Кофе жег язык. Вдруг старик ухмыльнулся и спросил:
А вы, господин Майер, и с женщинами так же словоохотливы?
Нет, что вы, с женщинами я и вовсе молчу!
Франц достойно отпарировал этот выпад. Маленький диалог между Майером и Шварценбаумом раскрепостил обстановку и снял печать грусти с лица старика.
Впрочем, вы говорили о деле