Ну, что вы засмущался сбитый с толку монах, собирая разбредшиеся мысли. Заходите, поговорим, конечно
Они просидели до утра. Не перебивая, Ротмунд слушал, кивал, изредка задавал вопросы. Главное, что его интересовало в новом настоятеле его отношение к людям, к пастве. Он просил пересказать некоторые моменты проповедей, они обсудили избранные фрагменты святых книг.
Я стараюсь быть наставником для горожан, донести до них слова великих истин, воспитать в них смирение и веру в будущее.
Прежний настоятель предпочитал стращать их картинами Конца Света.
Нет, ни в коем случае! горячо запротестовал Маркус. Страх оружие Врага Господа. Любовь путь, ведущий к спасению!
Председатель Совета был у меня вчера в гостях. Он заставил меня поклясться, что я непременно навещу вас. Но он сказал больше вы наделены свободомыслием. Местные жители склонны узреть в свободомыслии признак порока. Вы считаете себя порочным?..
Маркус не был готов к такому повороту беседы. Неожиданно, он густо покраснел.
В частных рассуждениях вы оспариваете догматы веры. Вы отмечены здравым рассудком, пытливым и бунтарским. Вы не признаете двуличия в том, что ваши слова, обращенные к простым ремесленникам и солдатам сильно разняться с тем, что от вас узнали председатель Совета и судья?..
Молодой священник задумался, как бы половчее ответить. Наконец, медленно выговаривая слова, возразил:
Я стараюсь дать людям то, чего они более всего нас свете желают получить. Чернь тянется к свету истин, она слепо верует, а знатным горожанам, прежде всего, необходимо доказать необходимость веры.
Ах, как складно! неестественно восхитился Ротмунд. Впрочем, это могло и показаться Маркусу: в прозрачных глазах гостя не прятались ни ложь и ни язвительность. Улыбаясь, он плотно сжимал губы, вероятно, по привычке скрывать острые клыки. Потому мерещилось, что он улыбается по принуждению.
Вы считаете это обманом? осторожно нащупывал почву, вдруг ускользнувшую из-под ног, Маркус.
Нисколько, продолжал раздирать в улыбке бледное лицо граф. Ведь вы действуете во благо?.. Ведь вы просто доступным языком растолковываете постулаты Веры?..
Маркус спросил себя, а так ли это на самом деле. И нашел разом в себе и оправдания, и упреки.
Ротмунд предугадал замешательство. Возможно, он даже рассчитывал на такой эффект. Он тут же поднялся, откланялся:
Спасибо, что смогли перебороть себя и подарить мне этот чудный разговор. Если вы не против, я приду еще?..
Да-да, конечно
И начальник налоговой полиции ушел, оставив после себя страшный погром в мыслях и чувствах аббата.
Да, он вернулся на следующей неделе. И они вновь провели ночь в беседе о трактовке священных текстов, о праве указывать верующим их ошибки, об искажениях и неточностях, неизменно вкрадывающихся в речь и в восприятие речи слушателями. На этот раз Маркус был вооружен лучше, бойко отражал атаки, словно школяр, выучивший урок. И опять попал впросак к окончанию беседы. И снова обдумывал и взвешивал, оценивал свою недельную работу.
Маркус ожидал прихода графа как явления строгого экзаменатора, а предрассветного исчезновения как знака, что ему отведена еще неделя на исправление ошибок. В какой-то мере, Маркус передал Ротмунду привилегии совести.
Эти беседы и развлекали, и пугали, но не могли оставить равнодушным. Они безжалостно рассекречивали изъяны и вытаскивали их на поверхность, исследовали и оставляли там распространять кричащее укором зловоние. Их нельзя было забыть, похоронить, их обязательно надо было исправить. Поначалу было трудно. Маркус с удивлением обнаружил, что атрусское учение превратило его в ленивого схоласта, и вновь вдохнуть жизнь в дряблое тело церковных постулатов, не повредив чистоте их изначального смысла, удавалось не всегда.
Однажды, два месяца спустя, Маркус завел речь о нравственности и границах общепринятых норм. Полуприкрыв веки, граф Ротмунд слушал его, ничем не препятствовал развитию мысли. Даже не задавал вопросов.
Маркус слышал отзвуки собственной болтовни и терялся в собственных предчувствиях. Он и не осмеливался быть откровенным до конца, и навредить завязывающемуся покровительственно-дружескому тону отношений, и нечаянно обмануть себя, выдав желаемое за действительное. Он осекся на середине нового предложения. Промямлил:
Вы служили в армии. Вы должны знать.