Уймись, мы ещё не на месте и никто не знает, как нас здесь примут слова хозяйки подкрепились возникшим перед его мордой кулаком с зажатым кнутовищем.
Мул попятился, хотя прекрасно знал, что наказывать плетью его не будут ему было достаточно строгого голоса но показать лишний раз свой испуг не мешало. Похлопав животное по шее, путница направилась вниз в самую гущу снующего люда. Дорога единая вначале постоянно дробилась от неё отходили другие, ведущие к разным пристаням. Идти было непросто, но теперь, когда цель путешественницы была близка, она не собиралась никому уступать, упрямо продвигаясь вперед. Странница проходила вдоль площадок с вереницами невольников угрюмо ждущих покупателей, вразрез галдящим ватагам мастеровых направляющихся к доскам с предложениями работы, обгоняла стражей, плетущихся рядом с охраняемым грузом. Навстречу ей бесчисленные повозки тащились в город и чего только они не везли. Лес и ткани, провиант и фураж, доспехи и оружие городу нужно было всё: Абелин начался отсюда, отсюда он рос, пока не превратился в некоронованную столицу Южных провинций Обители.
По принятому много лет назад закону, пристани не относились ни к одной городской доле. Считалось, правда, что они принадлежат вильету Абелина и у каждой был номинальный владелец из числа Верхних. Но правила и уговоры, царившие здесь, редко соответствовали общепринятым законам и не поддавались никаким меркам. Поэтому как не старались иные Верхние расширить свое влияние и подчинить себе хоть какую-то часть приречников, ничего у них не получалось. Споры и толки о том, кому и как кормиться от реки, заводили присланных ими законников в такие дебри, что те бежали от пристаней совершенно обалделыми и с самой страшной клятвой никогда больше не соваться обратно. Может ещё и поэтому приречники прозвали это место Заводью. Заводь охотно принимала пришлых, но не все они горели желанием осесть тут надолго. Здесь могли укрыть сбежавшего невольника и продать соседа в рабство за долги, помочь за небольшую плату найти место на баркасе, а ночью, в ближайшей кашеварне, проиграть этот баркас первому попавшемуся проходимцу, и пассажир оставался на берегу без денег и пожитков. Но отказа или выдачи Заводь не признавала. Чужака могли изгнать, и то лишь после того, как убеждались в его полной никчемности или в наушничестве кому-то из Верхних. И, тем не менее, здесь царил определенный порядок, за которым следили и оберегали по мере сил и возможностей. К этому-то местечку и направилась путница, временами останавливаясь, пропуская телеги и вереницы тех, кто спешил покинуть Абелин или только прибывал в город.
***
Грошик уныло сидел на деревянном столбике, изредка покачивая ногами. Столб был его, он принадлежал ему по праву зазывалы кашеварни Одноухого Касама и достался ему по наследству от старшего брата, впрочем, как и прозвище. Если старшего зовут Грош, кем еще можно стать? Только Грошиком. Свое настоящее имя, как и отца с матерью мальчик вспоминал все реже. Родители исчезли еще при первых набегах гиблых на северные поселения, в числе которых оказалась и их деревня. Жившая с ними отцова сестра-бобылка, спасла братьев, укрывшись с ними в лесу, и сумела пробраться чащобными тропами на Большак, соединяющий северные города с южными землями Обители. Всех тягот того пути не помнила даже тётка, но они выдержали и пришли в Абелин вместе с первыми беженцами от разгорающейся Погибели.
В ту пору ещё довольно легко можно было обустроиться у пристаней. Тетка, недолго помыкавшись, нанялась в кашеварню Касама убирать комнаты постояльцев, брат стал в ней зазывалой. Вместо оплаты варщик предоставил им комнату да кормежку. Постояльцы порой давали непрошеную денежку, Грош приносил то, чем награждали зазванные, в общем, жизнь казалась вполне сносной. Грошик (наречённый в младенчестве Риммом), помогал тётке, порой извлекая из своих посещений гостей кашеварни определенную выгоду. У заезжего торговца, прожившего у Касама несколько седмиц, мальчишка уразумел основы счета и письма, не совсем ещё спившийся бывший кормчий рассказывал ему о странах и городах, в которых ему удалось побывать. Лоэ таинственная твердыня Призрачного архипелага, невольничьи рынки Коррора, заснеженные кручи Безликой Громады, леса и степи Ближнего и Дальнего Заречья где только не потаскало старого пропойцу. Подружившись с местными подростками, Грошик натаскался в драках, мог стянуть незаметно ломоть свежего пышника у кухарки и научился плавать как рыба. Все это исчезло будто и не было: подросший и раздавшийся в плечах Грош сумел наняться в команду одного из многочисленных кораблей. Брат ушел, как говорили здесь, на Реку, оставив им с тётушкой все свои сбережения, да прозвище, уменьшенная форма которого, тогда и прилипла к младшему. С той поры много воды утекло в Вечной Бели, но ни единой весточки о себе Грош так и не подал. Тетушка каждый вечер молилась за него Великой Рыбине, но или её голос был тих, или у речного божества и без этого было много дел. Вскоре в тёткиных молитвах стали возникать и другие просьбы. Прежние постояльцы съезжали, новых становилось всё меньше, и хозяин нередко заводил разговор о продаже дела, подсчитывая убытки по вечерам. Он стал частенько прикладываться к кувшину с вином, и махнул рукой на своё хозяйство. Напившись в очередной раз, он даже содрал вымпел с гостевого шеста и, если бы не тётка с Грошиком, сломал бы и сам шест. Жизнь действительно повернулась к ним плохой стороной последнее время они экономили во всём: дела в кашеварне шли из рук вон.