Както зашёл к нему сосед через два дома, Вацек.
А не займёшь ли, говорит, мне, Янош, тело своё на денёк?
Это для чего же?
Жениться решил. На Марыське молочнице. Уже сговорено всё и слажено. Хотим, вот, посадить твоё тело свадебным генералом. Оно же в шляпе у тебя, так Марыська говорит, что очень, мол, знатно будет смотреться.
Кхм задумался Янош.
Да ты не беспокойся, сосед, поспешил успокоить Вацек, вернём в лучшем виде, без единой царапины. Ещё и заплатим тебе за подержание, какой разговор.
Пять грошей возьму, решил Янош.
Так и пошло. Одни на свадьбу, другие свидетелем при клятве или сделке какой (кто ж при покойнике обманыватьто станет), третьи в губернию выехать, для солидности, иные так просто, перед соседями покрасоваться, а кто и в карты сыграть, скоротать вечерок. Стали из других деревень приходить. И даже из города барин какойто приезжал: «Дай, говорит, тело своё на денёк. На охоту, говорит, едем, так мы его вместо штандарта».
В общем, дела у Яноша пошли в гору. Цена на подержание постоянно росла, скоро он уже меньше тридцати грошей за день и не брал. Мошна его стала тугой, супротив того обыкновения, что болталась на дне её жалкая монета в пять грошей или, в лучшем случае, гривенник.
Так бы и стал он богатеем и женился бы, глядишь, на Даринке швее, на которую уж давно заглядывался, да только тело однажды пропало. Цилиндр остался, а тело исчезло. Янош как, скажи, при пожаре бегал вокруг дома своего и охал и руками плескал и спрашивал всех подряд, не видел ли кто его покойника. Никто. И только нашёл он босоногие следы сорок четвёртого размера, что уходили по рыхлой огородной земле от кладовой, где хранился повешенец, вниз, к реке. Тогда понял Янош, что тело вдруг взяло и утопилось.
«Уж чем ему не жизньто была, горестно думал Янош. Уж, кажется, мало какому телу так свезёт. Я же его и в баню каждое воскресенье, и слова худого не сказал отродясь, и водочки ставил на ужин за помин души, хотя и не полагается самоубивцато поминать»
Однако, думай, не думай, а жизнь у Яноша пошла с того дня под откос. Стал он запивать, накопленные деньги быстро разошлись по шинкам, по друзьямвыпивохам, да на подарки Даринке швее, которая подаркито брала, а нос от Яноша воротила. Скоро на дне мошны его опять валялся одинокий гривенник, в башмаке образовалась дырка, фрак поизносился и всю свою былую представительность утратил.
В общем, ничего другого для себя Янош больше не видел, как взять и покончить разом с неудавшейся жизнью своей.
И покончил. Снял штаны, фрак и белую рубашку, сложил аккуратно на комоде. Там же поставил штиблеты. После чего надел на голову цилиндр, встал на принесённый табурет, да и влез в петлю. Аминь.
БДУ
Надоело! сказал Виктор Анатольевич, глядя на своё отражение в зеркале. Всё надоело.
К чёрту! добавил он устало, после того как минуту рассматривал свои небритые щеки и выдавил прыщик под носом. Сейчас позвоню и скажу им всё.
Это был не первый случай, когда Виктор Анатольевич хотел позвонить и сказать «им» «всё». Наверное, в сорок два года у многих мужчин возникает подобное желание позвонить и сказать. Особенно по утрам. Особенно, когда утро серое, хмурое и не обещает ничего хорошего.
Действительно, трудно смириться с тем, что тебе сорок два, на завтрак опять всё та же неизменная яичница, утро хмурое и уже совсем поосеннему неуютное, а в театре тебе в сотый раз придется повторять всё те же набившие оскомину слова из роли второго плана.
Он уже совсем было потянулся к телефону, но в последний момент передумал. Всётаки следовало сначала умыться. И позавтракать! Да, спокойно, никуда не торопясь, позавтракать. Может быть, даже, сходить в магазин и взять чтонибудь посолиднее для завтрака. Торопиться ведь некуда. Все равно он сейчас позвонит им и всё скажет.
Всё же, пока он умывался и чистил зубы, до боли знакомое чувство тревожило его. Это было чувство некой несвободы, чувство того, что он не хозяин своего времени. Ктото невидимый и неведомый лучше его самого знал, сколько времени он имеет право потратить на туалет, на завтрак, на дорогу до остановки
Почему?! воскликнул Виктор Анатольевич, забрызгав зубной пастой зеркало, перед которым чистил зубы.
Почему всё так? обратился он к своему отражению уже внешне спокойно, но чувствуя, что готов взорваться изнутри приступом ярости. Какого чёрта?! Тебе сорок лет! И что? Кто ты?