Всёто вам неправильно, проворчал Господь. Взяли бы да сделали как надо.
Кто ж его знает, как надото, смутился Иван Фёдорович.
А Бог уверенно, хотя и неторопко, двинулся вперёд. И гроза расступилась перед ним, дождь будто упал на колени, молитвенно преклонив голову. И только травы роняли влагу на сандалии Его и край белых одежд.
Иван Фёдорович пошёл следом, не переставая восторгаться всемогуществом Божьим.
Идя сзади, след в след, он, любопытства ради, качнулся в сторону и вытянул руку в дождь. Но дождь, словно предвидя его детскую выходку, тут же изменил направление, и ни одной капли не упало на подставленную ладонь.
«Тоже както не очень, однако, подумал Иван Фёдорович. Вроде как перебор».
И тут же укорил себя за привередливость: «И правда, не угодишь на нас: и так не сяк, и этак об косяк. Трудно ему с нами, ох трудно! Не хотел бы я быть богом».
Молча и както незаметно, минут за двадцать, дошли они до перекрёстка, где выходила тропа на неширокую просёлочную дорогу, посыпанную гравием и оттого только не увязшую в грязи.
Тут Бог остановился, повернулся к Ивану Фёдоровичу, развёл руками.
Вот, сказал он. Твой перекрёсток. Дальше сам.
А куда идтито? струхнул Иван Фёдорович, неуютно оглядываясь по сторонам и представляя, с какой радостью гроза наконецто примет его в свои объятия. Не было видно по сторонам ни зги только кусок дороги, а дальше сплошной стеной стоял дождь.
Так прямо же, улыбнулся Господь. Всё прямо и прямо. Пока не придёшь.
Куда?
Откуда ж я знаю, куда ты хочешь. Ты как дитя, право слово. Полжизни прошёл, а доселе не определился, куда идёшь.
Прости, понурился Иван Фёдорович.
Бог простит, пошутил Господь. И показал налево: Если дальше хочешь идти, то тебе туда. А если обратно решил, то, кивнул направо, в эту сторону шагай.
А можно обратното?
Ох вздохнул Бог. Уйду я от вас. Насовсем. Живите как знаете.
Прости, заторопился Иван Фёдорович. Я ж первый раз в такой ситуации. Ты ж, поди, тоже не всегда ну, это
Да ладно, отмахнулся Господь. Ступай, в общем.
Ага, кивнул Иван Фёдорович. Только ты это не оставляй меня, а? Ну, в смысле, хоть иногда направляй, куда следует. Я ведь не очень чтобы В смысле, с горячато могу такого навертеть Ну, ты знаешь.
Угу, улыбнулся Бог.
Не оставляй! попросил Иван Фёдорович, боясь, что Господь в ироническом смысле улыбнулся. А то, может, правда, приходи к нам, на Гривку? Посидим с удочками. Я тебя с Аркадьичем познакомлю. Покалякаем о том, о сём. А? Ну? Третьим будешь?
Где двое или трое соберутся во имя моё, там и я среди них, улыбнулся Бог.
Ага. Ну, лады!
Иван Фёдорович поколебался немного, протянуть ли Господу руку. Но както неправильно это выходило попростому слишком, земно. Дёрнулся было хлопнуть по плечу, да вовремя остановился ещё того лучше, совсем сбрендил!.. Наконец, так и не решившись, подумал сказать простое человеческое «Ну, бывай, что ли!», но язык почемуто сам, против воли хозяина, молвил:
Благослови, Господи.
И вдруг перехватило дыхание, голова склонилась, и чтото горячее и живое разлилось по сердцу, когда персты Его коснулись чела. Душа, видать, возвращалась в свою обитель.
Благ будь, человече, донеслось будто издалека.
Иван Фёдорович закашлялся, выпучив глаза едва не поперхнулся карамелькой «Фруктовый микс». Ударил по тормозам. И вовремя. Потому что уже загорелся красный. А на перекрёстке вдруг, суматошно взвизгнув покрышками, вылетел на встречную мордатый «Ленд Крузер», извернулся, вывернулся, захрипел, царапая бампером мокрый асфальт, намереваясь превратиться в жука, завалившегося на спину и не могущего подняться
Кузнечики надрывались в лугах так, что казалось, гдето поблизости работает косилка. В подобравшейся к затону притихшей роще, как певчие на клиросе, начинали вечернюю распевку дрозды. Ветерок игрался с дымом костра, подмешивал к его душноватой горечи медовую накипь с клевера. Жадных до крови комаров ещё не было не повылазили ещё.
Уха поспевала. Уже и рыбьи души, освобождённые от бренных и мокрых тел своих, вернулись в затон, одухотворили смётанную икру изготовились продолжать кармическую круговерть.
Водка, заначенная в реке, у бережка, почуяла расправу, похолодела от ужаса. Гремели посудой, доставая мискикружки; кромсали крупными ломтями хлеб, высвобождали из забутовки огурчикипомидорчики, снаряжали чайник, сглатывали слюну.