Лучше давайте решим, доверимся мы проводнику или нет. Он говорил, что может провести за плату, так давайте узнаем какова она, эта плата?
Я тоже думаю, надо узнать, согласилась Золотинка. По тому, что он запросит, можно многое понять.
Это хорошая мысль. Я пойду и узнаю, поднялся Святомор и направился к Оборотню.
Велена заметила, как Карислав, словно невзначай, прикрыл накидкой золотую гривну и улыбнулась про себя.
Тем временем звёзды на небе начали бледнеть. На дворе «Последнего пристанища» догорали костры, люди спали и даже лошади у кормушек перестали лениво жевать, вяло махая хвостами. Только венеды упорно боролись со сном, наблюдая за разговором Святомора с Волком и гадая о предстоящем.
XIV
Итак, вы хотите знать плату?
Да.
Так вы решили идти? Волк-Оборотень выгнулся на встречу Святомору.
Послушай, мы ничего не решим, пока не узнаем, чего ты хочешь. Святомор сдержался, чтобы не отодвинуться. Уж больно походил изгой на выходца из гор Изверы, легенды о которых так часто звучали средь венедов. Не зря же говорят, что человек без рода пятнает землю. Наше решение теряет смысл, ежели мы не сможем заплатить.
Сможете. Оборотень зловеще улыбнулся. Но вот захотите ли другое дело. Я же не согласен рисковать своей шкурой втуне и торговаться не буду.
А где уверенность, что ты действительно нас можешь провести? Чем докажешь?
А я и доказывать ничего не собираюсь. Я попытаюсь вас провести, сделаю всё, что смогу, а вот пройдём ли это зависит не только от меня. Конечно, можно пройти. Иначе вести бы не брался. Моя голова о моих ногах ходит, криво усмехнулся он.
Святомор задумался. Больше всего его мучили не ужасы леса, а страх перед неизвестностью. Самый древний, тёмный и безрассудный страх. Святомор боялся леса, но ещё больше боялся спросить, что же именно его там поджидает.
Отправляясь в путь из под разрушенного летборгскими рыцарями Бреженя и шагая по захваченным Моймиром землям, он много раз рисковал, но никогда не ввязывался в схватку, если не мог серьёзно рассчитывать на победу. Рисковать следует с умом, в этом Святомор не сомневался никогда. Был он так же уверен, что нельзя ставить на кон абсолютно всё. Бывало, ставил жизнь, но оставалась воинская слава, честь, ирий, наконец. А Волк требовал сразу всё, и даже расчёты на успех. Кто вспомнит о сгинувшем в клятом лесу Святоморе, кто сложит о нём славную песню, кто положит его тело на костёр? Не Мечислав же, которому он, княжич, вынужден служить, в надежде получить удел.
Какая же ещё тебе нужна от нас плата?
Ещё? удивился изгой. Да я ещё ничего и не требовал. Он провёл рукой по щетине на щёках. Прежде всего, я хочу те славные обереги, что висят у тебя на шее.
Святомор сжал зубы. Он не расставался с оберегами с тех самых пор, как получил их в детстве на капище пятиликого Поревита.
Ещё, мне нужен меч вояки Карислава. Кажется это славный меч, может, на что и сгодится. Ну а если с вами пойдёт вилла, то мне нужна прядь её волос.
Это всё? в горле у Святомора пересохло. Ты просишь слишком много!
Много?! Я ещё не сказал самого главного. Голос Оборотня стал столь мрачен, что Святомор отшатнулся. Серые глаза бродяги лихорадочно заблестели. Да, главное, это условие, что, если будет нужно для выживания остальных, я возьму жизнь одного из вас, и она будет отдана мне беспрекословно и безоговорочно, по первому требованию, независимо от того, на кого я укажу.
Во всякой битве воин жертвует собой ради других!
Речь не о битве. И я там ничего не буду вам объяснять.
Повисла мучительная тишина. Чувствуя, как противно дрожат ноги, Святомор встал:
Я передам твои условия остальным. Завтра мы дадим ответ.
Вернувшись к товарищам, Святомор отказался рассказывать что-либо до утра. Хотя птицы и так уже готовились расправить крылья, он решил, что повременить всё равно надо. Глядя на беспокойно уснувших венедов, он ещё долго сидел, ожидая рассвет и чувствуя себя попавшим в волчий капкан.
XV
Яр в этот день как-то с трудом вкатывал огненное колесо солнца не небосвод. Петухи не встречали бога в этом сумрачном крае, только захрюкали в луже голодные свиньи, а потом заграяли вороны, заметались вокруг «Пристанища», вплетая свой крик в многоголосый уже хор оголодавшей за ночь скотины. Люди на дворе засуетились, заскрипели отворяемые ворота, залаяли собаки. Поневоле поднялись и венеды. У дождевой кадки омылись от остатков ночи. Если не умыться, ночь ещё долго будет прятаться в глазах, в уголках губ и морщинках, навевая тяжесть и затуманивая разум. Да и Яр-солнце не любит неумытых, а кто же захочет сердить великого бога, могущего расслабить тело, заморочить голову, а то и опрокинуть могучим ударом? Голод тоже помеха телу и духу. В западных родах особенно придерживались старого покону, велевшему никакого важного дела не начинать голодным и неумытым.