Немного позже похоронили убитых. Священник, отец Франц, прочитал над их телами заупокойную мессу. Раненых, благо, таковых оказалось не много, перевязали полотняными лентами и напоили вином. Тех, кто не мог идти сам, уложили на повозки.
Помощь раненым всегда оказывалась по окончании боя, когда победившее войско располагалось на отдых в своём лагере. Если было возможно, то раненый рыцарь покидал поле сражения самостоятельно на своем коне, иногда поддерживаемый сидящим сзади оруженосцем. В редких случаях, увеченных оттаскивали непосредственно во время боя монахи и женщины из обоза. Но чаще покалеченных рыцарей выносили их слуги на руках или на щите на расстояние полета стрелы от поля битвы, где им оказывали всяческое пособие, после чего отправляли в замки или монастыри. Если же войско продолжало поход, и не было возможности обеспечить безопасность в районе бывшего сражения, их брали с собой. Для перевозки на большое расстояние применялись носилки и волокуши, сделанные из подручного материала: копий, палок и ветвей. Основным средством транспортировки: были кони и мулы. Иногда носилки подвешивались между двумя лошадьми, шедшими рядом, или укреплялись на спине одной лошади.
Ландсмейстер, уже отошедший от пыла сражения, отхлебнул из фляги вина, вытер губы, и дал следующие указания: отряд Герхарда фон Кууна в составе трёх рыцарей и сорока кнехтов отправляется дальше, к крепости Горице, с ними последует прусский крестьянин в качестве проводника и переводчика. Оставшаяся часть отряда будет заниматься подготовкой к возведению именно здесь, на этом месте, замка, коему уже дали название Торн.
Получив дополнительные устные указания от фон Балка, отряд Герхарда фон Кууна двинулся вперёд. Сосновый лес выглядел торжественно, как храм с колоннами. Лишайники под ногами были цвета старинного серебра Через час пути меж деревьями посветлело, и крестоносцы вышли к небольшому селению. Некоторое время они стояли возле частокола изгороди, с опаской глядя на постройки под соломенными крышами. Первым заговорил проводник прусс:
Господа рыцари, произнёс он, селение покинуто. Видите, людей нет, скотины не слышно, петухи молчат, даже собаки не лают
Замерев, он обратился в слух, словно весь стал огромным настороженным ухом Наконец, и всем стало понятно, что жители в спешке собрали свои пожитки и спрятались в чаще.
Обыщите здесь всё! дал указание Герхард фон Куун командиру отряда кнехтов Марку Веттеру. Что осталось от скотины в провиант, людей ко мне на допрос!
Рыцари спешились, позволив себе небольшой отдых, а кнехты ринулись в селение.
Солнце, между тем, уже высоко стояло в голубом, безоблачном небе. День обещал быть жарким. В вышине звенела песня жаворонков, изливая на всю округу чувство покоя и умиротворения. В стороне, к югу, над лугом и полями парили коршуны, высматривая добычу с высоты двух полётов стрелы.
Молодой рыцарь Ансельф заинтересовался беседой проводника и брата Герхарда.
В какой стороне Горице? спросил фон Куун.
Там, указал тот на восток.
Сколько до неё?.. но, поняв, что прусс не разбирается в числах, переспросил: когда мы там будем, если станем двигаться прежним темпом?
Ещё до вечера, господин рыцарь Она вон за тем лесом
«Неужели он думает захватить её сходу, без подготовки и разведки?» подумал фон Грюнфельд.
Тут к Ансельфу подошёл брат Рудольф.
Ловко ты сбросил того прусса с топором, брат Ансельф, произнёс он с улыбкой. А я всё боялся открыть ему спину, ведь ударил бы, чёртов язычник
Непременно б ударил, согласился с ним фон Грюнфельд.
Благодарю тебя, брат. Ты помог мне!
Я уверен, что ты поступил бы так же
Уж будь спокоен
Они улыбнулись друг другу, и Ансельф почувствовал, что между ними пробежала искорка взаимной симпатии. Рудольф был старше Ансельфа всего на пару лет, но считался, возможно, лучшим бойцом на мечах в отряде Германа фон Балка. К сожалению, Ломзе не принадлежал к такому же знатному роду, как Грюнфельд, а являлся четвёртым или даже пятым, младшим сыном обедневшего германского дворянина. «Человек, сделавший себя сам» так можно было сказать о нём. Этот юноша упорно и последовательно шаг за шагом сам выводил себя в люди. А поскольку имел крепкую волю, то достиг определённой высоты. Терпеливое самовоспитание и даже самобичевание вот что было его уделом. Но, несмотря на это, из всей прочей братии его выделяли необыкновенная элегантность, аристократичность и благородная мужественность.