Но больше всего мне одна выставка понравилась, в Троицкой старообрядческой церкви, что рядом с Золотыми воротами находится. Особенно стенды мастерской «белой глади», да «владимирского шва». С ума сойти можно, как в старину белошвейки вышивали, какую красоту творили. Сейчас вряд ли кто так сможет. Вот бы попробовать. Загорелась я тогда.
А когда мы с выставки выходили, у Золотых ворот наткнулись на веселую свадебную толпу. Там всегда молодожены фотографируются. Все нарядные, молодые, красивые. Невеста в воздушном, ну просто умопомрачительном кипенно-белом платье со шлейфом. Два маленьких мальчика и две крошечные девочки аккуратненько поддерживали шлейф, чтоб не запачкался. Прям как на картинке. На голове у невесты веночек из мелких белых и кремовых розочек. Кажется, флердоранж называется. Перчатки длинные, до локтя. Туфли золоченые из-под платья выглядывают Счастливая Улыбается
Позавидовала я тогда и шумной толпе, и молодости невесты, и ее свадебному наряду. Я, когда замуж выходила, сама сшила себе маленькое светло-голубое платьице, чтобы и после свадьбы его можно было носить, а не хранить как реликвию в шкафу. Позволить роскошное платье и шумную, многолюдную свадьбу родители мои не могли. Жили мы скромно. Одно слово Бараки Вы знаете, каково это живется, когда у тебя в паспорте, в графе «место рождения» написано: Бараки
Вот и захотелось мне такой же пышной свадьбы и такого же платья со шлейфом. Затаилась я. Купила потихоньку от Славика материал и украдкой стала шить. Долго шила, наверно, месяца полтора. Лиф белой гладью вышила, бисером отделала. Совсем как в музее. А в тот день, когда свадебное платье было закончено и после последней примерки упаковано в чехол и спрятано в шкаф, позвонила его жена:
Это вы Маруся? Здравствуйте.
И такой грязью меня стала поливать, такие гадости наговорила Вспоминать страшно. Материлась, проклинала, грозила. Я не знала, как себя вести, как реагировать на ругань, что делать. Только молчала в трубку и слушала противный, визгливый голос Славиковой жены. А у самой комок в горле застрял. Потом аккуратненько положила трубку на место и заплакала
Вечером пришел Славик. Я уже совладала с собой. Ничего ему не сказала. Накормила ужином. Вместе посмотрели телевизор, мой любимый сериал про прокуроршу, которую Ковальчук играет. Спать стали укладываться.
Тут я ему и говорю: «Славик, а давай распишемся, свадьбу сыграем. Сколько можно в грехе жить? Я уже и платье свадебное сшила, красивое. Хочешь, покажу».
Славик будто окаменел. А потом откашлялся и говорит:
Ну, что ты, какая свадьба Я же и не развелся еще.
Так разведись.
Славик замолчал, к стенке отвернулся и сопит.
Вот что ты сопишь?.. Ты у меня уже почти три месяц живешь. Муж, не муж. Любовник, не любовник Сожитель! А скоро мальчишки вернутся. Что я им скажу?
Ну, не могу я развестись, Славик вскочил с кровати и стал натягивать джинсы, не могу
Вот это кино, думаю Развестись он не может А голову мне морочить может Ночью про любовь говорить, разные слова ласковые шептать, руки целовать, грудь может. И рубашечки, да трусы-шортики, которые я ему понашивала, носить тоже может. А развестись нет, не может.
Не могу, обреченно повторил Славик, она сказала, что убьет тебя
Я даже не испугалась.
Где ж она у тебя три месяца-то была, почему до сих пор не убила?
У матери, в деревне гостила. С дочерью. Там молоко, яйца свежие, воздух
Ну, конечно, вспылила я, а мне свежий воздух не нужен. И молоко свежее, и яйца Я и так проживу И мужика мне не нужно А она от забот отдохнула, вернулась, и муж к ней под бочок, обстиранный да ухоженный. Туалетной водой благоухает.
Славик молча собирался.
Куда ты? К ней?
Славик в ответ только рукой махнул, потом сказал: «Пойду я», постоял на пороге, вздохнул и ушел
И вот уже полгода от Славика ни слуху, ни духу. Не звонит, на занятия не приходит. И жена его в эфире больше не появляется. Значит, к ней и вернулся
А платье мое, роскошное, свадебное, гладью вышитое, так и осталось висеть у меня в шкафу. Дожидаться неизвестно чего.
Весна в Архангельском
Травмированная в молодости спина болела нещадно. И ни таблетки, ни растирания уже не помогали. Маринка, соседская девчонка, первокурсница мединститута, пытаясь облегчить мои страдания, приволокла откуда-то разогревающую мазь для лошадей и пыталась меня «реанимировать».