Александр Яковлевич здоровый с виду, кругленький, лысый с волосиками по бокам, человек; короткие, жирные ножки; аккуратные черты, время от времени по неделям не снимал с правой руки серой фильдекосовой перчатки (страдал экземой), после смерти сына иногда судорога и тик по лицу, вследствие неизлечимой, тяжелой душевной болезни;
Всеволод Романов, молодой живописец изящное лицо, эллинскую чистоту коего бесповоротно портили темные, кривые зубы;
Буш Герман Иванович, участник литературного кружка пожилой, застенчивый, крепкого сложения, симпатичный рижанин, похожий лицом на Бетховена;
Кончеев, писатель сутулая фигура, молодое, рязанское, старомодно-простоватое лицо, сверху ограниченное кудрей, а снизу крахмальными отворотцами;
Чета Скворцовых (полупрофессорского типа):
Он приветливый, с лучиками у глаз, с носом дулей и жидкой бородкой,
Она чистенькая, моложавая, певуче-говорливая, в шелковой шали;
Щеголев Борис Иванович громоздкий, пухлый, очерком напоминающий карпа, человек лет пятидесяти, довольно полное лицо овального покроя, с маленькой черной бородкой под самой губой, жидкие черные волосы, ровно приглаженные, разделенные пробором не совсем посредине головы, но и не сбоку, открытое русское лицо, темные глаза;
Марианна Николаевна, мать Зины Мерц полное, кустарно накрашенное лицо, пожилая, рыхлая, с жабьим лицом;
Зина Мерц длинный стан, длинные пальцы, на ресницах пудра, отчесанные с висков светлые стриженые волосы;
Чарский, адвокат толстый, похож на раскормленную черепаху;
Керн, инженер, близко знал Александра Блока;
Горяинов, гладкощекий и молчаливый господин, отлично пародирует, толстое старомодное лицо, причмокивает и говорит бабьим голосом.
Авторский текст должен быть записан на аудиокассету, его читают актеры, выступающие в спектакле, и диктор, согласно порядку, указанному в тексте пьесы.
Действие первое
Акт первый, акт второй
Разговор с тысячью собеседников
Акт первый
В левом ближнем углу сцены макет доходного берлинского дома 20-х годов 20-го века. На переднем плане и в перспективе Танненбергская улица, обсаженная липами, ведущая к евангелической кирхе. На улице в разных местах аптекарская, табачная и зеленная лавки. Напротив дома почтамт.
Звучит романс «Ямщик не гони лошадей». В глубине сцены электронное табло, на котором высвечивается (набирается):
Дуб дерево. Роза цветок.
Олень животное. Воробей птица.
Россия наше отечество.
Смерть неизбежна.
Перестает звучать романс, раздается звук мотора и у дома 7 по Танненбергской улице останавливается мебельный фургон, очень длинный и очень желтый, запряженный желтым же трактором с гипертрофией задних колес. Из фургона поочередно выпрыгивают три грузчика в синих фартуках, причем каждый из них под мажорную бравурную музыку исполняет всевозможные сальто и гимнастические упражнения.
На сцену медленно выходят из дома и останавливаются перед мебельным фургоном высокий, густобровый старик с сединой в бороде и усах и коренастая, немолодая женщина с довольно красивым, лжекитайским лицом. Мужчина облачен в зелено-бурое войлочное пальто, во рту у него холодный, полуоблетевший сигарный окурок; женщина одета в каракулевый жакет
Оба, неподвижно и пристально, с таким вниманием, точно их собираются обвесить, наблюдают за тем, как трое красновыйных молодцов в синих фартуках одолевают их обстановку.
На сцену выходит Годунов-Чердынцев. Он осматривает дом, близлежащие лавки и с интересом наблюдает за происходящим перед домом.
Авторский текст (Ат): читает актер, играющий Федора с одновременным набором текста на экране:
«Вот так бы по старинке начать когда-нибудь толстую штуку»,
подумалось мельком с беспечной иронией совершенно, впрочем, излишнею, потому что кто-то внутри него, за него, помимо него, все это уже принял, записал и припрятал.
Быстрой походкой Фёдор Годунов-Чердынцев, направляется к табачной лавке, заходит в нее, ищет свою марку папирос и не найдя ее, неохотно покупает другие папиросы.