Отец! крикнул Михаил и поспешил навстречу. Они крепко обнялись.
Что ж это ты долго не заявлялся в село? Чай, и дом родительский не нашел? упрекнул его отец. Невесту из города часом не привез?
Михаил уклонился от ответа:
Дай-ка, батя, косу, попробую, и с озорством прочитал пришедшие на память есенинские строки:
Что же, дайте косу, я вам покажу
К черту я снимаю свой костюм английский.
Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий.
Памятью деревни я ль не дорожу?
Поглядим, поглядим, на что ты способен, подбодрил его отец. На словах все мастера умельцы, вот на деле
Михаил взял еще теплую от отцовских ладоней косу. Лихо размахнулся. Лезвие пошло неровно, срезая лишь верхушки стеблей, головки пестрых цветов синих цикория и желтых сурепки, розового душистого горошка, белых ромашек
Эх, разучился, сынок, сокрушенно покачал головой старый Скобцев, Так ты мне косу собьешь. Пошли, мать нас заждалась.
Михаил все еще старался подчинить себе непослушную косу.
Завтра-то день будет, похлопал его по плечу Иван Андреевич. Признайся, непривычно после чертежей, да циркулей держать в руках крестьянский инструмент?
Ничего, отец, одолею.
Это хорошо, что у тебя есть хватка. Было бы желание, а умение придет в работе, отец захватил в охапку скошенную траву. Гостинец коровушке Красуле.
В село возвращались вместе. Закат догорал где-то на краю земли. Из уютных под зеленой сенью деревьев дворов плыла музыка, лаяли собаки и перекликались петухи.
Михаил, молча слушая отца, вспоминал о детстве. Улица была пустынной. Вот пригорюнился старый колодец. Помнит Михаил, как подростком гонял сюда коров на водопой. Теперь колодцем не пользуются, и он постарел. Темный, омытый дождями сруб подгнил, печально свесил длинную шею журавль. Михаилу показалось, что теперь колодец жалуется каждому прохожему: «Забыли вы меня, забыли». Не одно ведро он утопил в его темной прохладе. Частенько тогда за это озорство перепадало от матери, а отец «кошкой», привязанной к концу веревки, отлавливал ведра со дна колодца.
Из раздумья Михаила вывели чьи-то торопливые шаги. Он поднял глаза и в приблизившейся стройной девушке с радостью признал свою бывшую соседку Настю Гуркову. Она, наверное, не узнала Михаила. Но все же, отойдя несколько шагов, оглянулась. Красивый овал и черты лица. Темные волосы были собраны в тугой узел.
Настя, ты? окликнул он девушку. Она остановилась. Увидев рядом с незнакомцем Ивана Андреевича, вспомнила:
Неужели Миша, Михаил?
Я, зачем-то поправляя галстук, ответил Скобцев, не сводя с нее глаз. Настя подала ему руку.
Здравствуй. Рада видеть тебя в нашей Глуховке. Михаил легко сжал Настины пальцы, почувствовав их теплоту. Она, немного смутившись, загадочно отвела взгляд в сторону.
Изменилась ты, повзрослела и похорошела, с нежностью в голосе произнес он, не торопясь разминуться. Отец уловил пристальный взгляд сына и дернул его за рукав.
Пошли, сердито проговорил он.
Ладно, я тоже пойду, усмехнулась Настя и простучала каблучками. Подходя к калитке, Иван Андреевич замедлил шаг:
Ты того, Михаил, не слишком на Настю заглядывайся. Девка она видная, да речи о ней по селу разные ходят. То с одним, то с другим хлопцем ее встречают. Такая, как она, своей красотой любому голову вскружит. Держись от нее подальше. Вот тебе мой отцовский совет.
Это, отец, наверное, глуховских старух сказки. Злые языки, которые страшнее пистолета, усмехнулся он. В городе на такие отношения смотрят проще.
В селе каждая девка на виду, рассердился отец. «И то верно, подумал Михаил. Давно я не знаю Настю. Много воды утекло с тех пор, когда в одну школу полевой тропинкой ходили. Но она была девчонкой и не привлекала его внимания. А теперь первая красавица на селе. Того и гляди, укатит в город, а там много соблазнов и пороков. Все может случиться».
На Михаила наплыло чувство легкости, и в то же время проникла в сердце грусть об уходящем, дорогом. Что привело его в село? Отчий ли дом, память ли о детстве? А может, она, Настя, пробудившая в его душе теплые воспоминания. Он встал на рассвете. Услышал шаги матери, спозаранку хлопотавшей на кухне.
Ты бы, сынок, еще маленько отдохнул, а я вам с отцом завтрак приготовлю, увидев Михаила, проговорила Дарья Петровна. Сегодня ведь воскресенье, можно и поспать. Впрочем, у тебя ведь отпуск. Михаил прошел к отцу в сарай, откуда доносилось тихое мычание Красули. Иван Егорович положил в кормушку охапку сочного разнотравья.