В ответ раздался топот удирающих ног.
Мертвец остановился в дверях, повернулся к Диме, развёл руками и виновато улыбнулся. Оскал получился похожим на отвратительную гримасу.
Эй! крикнул откуда-то издалека сбежавший Георгий. Убирайся отсюда, не то я тебя, гада, собственными руками задушу.
Ты смотри, какая сука пакостная, вторил ему дружок из другого конца коридора.
Я врач, откликнулся мертвец. Семён Ильич Репин.
У Георгия на это было своё мнение:
Ты, засранец, клинический идиот.
Подал голос и его дружок:
Что делать будем, Жора, дела-то хреноватые? Откуда эта нечисть завелась? Ты звонил в милицию?
Звонил, да разве ж их дождёшься. Эй, валите отсюда, пока целы.
Я ваш бывший главный врач, устало сказал Семён Ильич.
Ты, приятель козёл, и мне сказки не рассказывай. Я сам твою, тьфу!.. его, то есть, могилу видел. Верно, Жорик?
Нас не проведёшь, подтвердил Георгий. Финита ля комедия, жмурик. Сейчас мы тебя отпрепарируем.
Дима Пирожков звучно потёр щетинистый подбородок и произнёс многозначительно:
Да-а, положеньице.
Внезапно он хлопнул себя ладонью по лбу и расхохотался:
Какой же я осёл! Как сразу не догадался? Отдай ты им этот пузырь.
Он перелил в пустую бутылку воду из графина и выставил её в коридор:
Эй, пискарезы, забирайте своё пойло и отстаньте от человека!
Затащив Репина в ординаторскую, он захлопнул дверь и стал баррикадировать её.
Всё, как всегда сильный пожирает слабого. Но ты не бойся, Ильич, я тебя не выдам.
Ишь, клизматёры, пыхтел он, двигая тяжёлую мебель. Казённый спирт выжрали, водку из передачи свистнули. Нет у людей ни стыда, ни совести. Докатилась, Ильич, Росиия-матушка до последней черты. Но ведь есть мы с тобой. Ты же научишь меня, как мёртвым жить? Мы им ещё покажем. Даёшь революцию!
Дима выдохся, и устало повалился на диван, речь его стала менее пафосной:
Эх, Ильич, не видал ты наших перемен, пролежал в могиле кусок жизни проглотил. Пролетариат, гегемона нашего, с дерьмом сравняли. Спекулянты теперь только живут. В обществе утвердилась какая-то вывернутая наизнанку мораль всё можно, даже то, что нельзя, но очень хочется. А мы с тобой не таковские! Мы пойдём войной за старые порядки и обычаи. Мы вернём России Советскую власть. Мы
Дима окончательно выдохся. Его неудержимо клонило ко сну. Он втянул ноги на диван и улёгся, подложив под голову обе ладошки.
Репин, слушая его, тянул и рвал с себя галстук, пытался через его петлю расстегнуть ворот рубашки, будто ему не хватало воздуха.
«Эдак помрёт, чего доброго», с участием подумал Дима и закрыл глаза.
Лицо Семёна Ильича, между тем, пошло багровыми пятнами, будто к нему разом прихлынула нездоровая кровь. Губы кривились, гримасничая, но крик, готовый сорваться с них, терялся где-то на подходе.
Сквозь дрёму Дима заметил эти тщетные усилия, не поленился встать и хлопнуть собутыльника по спине:
Что ты лопочешь, Ильич? Подавился что ли? Ну-ка, скажи что-нибудь по-человечески.
И, чудо! Репин, икнув, заговорил, затараторил, слова посыпались, как горох на пол, разгоняясь и подскакивая:
неужто это не сон? Невозможно поверить. Как такое могло случиться? Куда же партия смотрела?
Его торчащие во все стороны лохмы подагрически затряслись.
Просмотрела твоя партия, сказал Дима и снова лёг.
Дверь слегка толкнули с той стороны:
Открой, дешёвка! От нас не скроешься.
Хрена закуси, ругнулся Дима с дивана.
Тобой тоже скоро черви займутся, пообещал голос Георгия.
Угроза подействовала. Дима подскочил с дивана, подпёр баррикаду спиной:
Помогай, Ильич.
Что же вы делаете, люди? Семён Ильич беспомощно озирался.
В этот момент от мощного толчка дверь распахнулась, баррикада рухнула. Дима побежал головой вперёд через всю ординаторскую. Остановила его стена, в которую он буквально влип.
Нервная судорога исказила лицо мертвеца. Но лишь только он шагнул за порог, в коридоре раздался дружный топот удирающих ног. Семён Ильич преследовать не стал. Он вернулся, чтобы помочь Пирожкову. Тот потирал вторую симметрично взбухшую на лбу шишку.
Ты, Ильич, себе и представить не сможешь, какой демократы бардак устроили повсюду. В больнице это как-то по-особенному чувствуется.
Безумие! Чистое безумие! качал головой Репин. Любое зло имеет корни. Но вот что питает это безобразие? Что дало ему жизнь? Где же ваш всепобеждающий разум, люди? Неужели вы бессильны бороться со своими страстями? И кто вдруг выпустил их на волю? В грязных палатах больные режутся в карты на деньги. В неотложке у телефона никого. Дежурный фельдшер с шофёром в машине любовью занимаются. Врачи пьют в ординаторской. Ужас!