Бывшему главному врачу райбольницы захотелось побывать у себя на работе, хоть краем глаза взглянуть, как идут начатые дела.
А может ты и домой таким явишься? не очень твёрдо увещевал Ручнёв.
Нет, домой нельзя, соглашался Семён Ильич. Но больница тут поблизости, на окраине посёлка. Смотаюсь и обратно. Хоть в оконце загляну что там, как там?
Ты хоть знаешь, сколько лет прошло, пока ты в гробу лежал?
Репин пожал плечами:
Не знаю. Судя по результатам тления лет пять, может десять.
И что же ты собираешься увидеть в своей больничке?
Тем более интересно.
Владимир Иванович с безнадёжной досадой махнул на Репина рукой.
Стародубцев высказался. По его словам, следовало злоумышленников, похитивших контактор, сыскать, прибор отнять, перевоплотиться и продолжить эксперимент.
Предложение заманчивое, но малоперспективное.
Спор продолжился. Наконец.
Наверное, мне не следовало одному принимать решение, тем же теряющимся голосом сказал Репин, зажав двумя пальцами пробочку в гортани, но я пойду. Вот посмотрю своими глазами: что да как, тогда и скажу своё мнение стоит ли продолжать эксперимент.
Он встал и ушёл в темноту.
Завидую, за всех прокомментировал Суданский. Решительные поступки мне никогда не удавались.
Стародубцев поднялся:
Всех на уши поставлю, но прибор верну. Ждите.
Саня я с тобой! Лидия Петровна сорвалась со своего места.
Нет, ну, что за люди, Суданскому было жаль распавшейся компании.
Ручнёв сплюнул в сердцах, и слизь повисла на синей губе. Он встал и зашагал в темноту, решительно размахивая руками.
Мне-то куда идти? крикнул ему в спину осиротевший Суданский.
. Диму Пирожкова привезли в больницу в состоянии острого алкогольного отравления. Среди ночи он пришёл в сознание. Ему казалось, что он умер, но в отдельные моменты почти полностью ощущал себя. Закрывал глаза, и начиналось странное состояние головокружения создавалось впечатление всё ускоряющегося раскручивания карусели. Приходилось открывать глаза и, словно в подтверждение издевательства алкоголя над организмом, мир, подёрнутый пеленой, ещё несколько мгновений продолжал крутиться в обратную сторону. Это состояние усугублялось тем, что Дима никак не мог сообразить, где же он находится. Наконец понял, что не дома, и решил отсюда убираться.
Выбравшись в коридор, побрёл, держась за стену, убеждая себя: «Дойду, дойду», хотя каждый шаг давался с трудом, потому что пол всё время старался выскользнуть из-под ног. И он действительно дошёл до ординаторской, хотя по дороге его стошнило, а на пороге коридора, споткнувшись, едва не разбил голову.
В корпусе было тихо, только в одной палате кто-то надсадно кашлял, издавая нечленораздельные приглушённые ругательства. Из-за дверей ординаторской доносился оптимистический голос:
Главное в жизни, говорят классики, провести время так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Жить надо красиво, меньше слушать других, и больше думать о себе. Широкая натура всегда пробьёт в жизни дорогу, нужно только напрочь избавиться от комплексов. Пока живёшь, не отчаивайся, не опускай руки, на принципы и любовь смотри проще.
Ты, сказывают, сердцеед, Георгий, дал о себе знать второй собеседник.
Во всяком случае, твоей башке рога не грозят жена твоя не в моём вкусе.
Георгий хохотнул.
Оставь в покое мою жену, клизма! взвизгнули за дверью.
Загрохотали стулья по полу.
Она мне и даром не нужна. В голодный год за ведро картошки. Пусти, гад!
На что намекаешь? хрипел разобиженный супруг.
Судя по звукам падающих стульев и напряжённым голосам, за дверью шла, если не драка, то борьба отчаянная. Забыв о своих болях и бедах, Дима Пирожков с наслаждением вслушивался.
Вдруг раздался звон разбитого стекла и чей-то сиплый крик с улицы:
Это что вы тут творите?
Стукнув Диму в лоб распахнувшейся дверью, в коридор выскочили оба соперника в белых халатах и с леденящим душу воем сыпанули прочь наперегонки.
Пирожков, человек от природы миросозерцательный и раздумчивый, этакий философ от алкоголя, потёр вновь набитую шишку, подивился на странное поведение врачей, и лишь потом решился выяснить, что же привело их в такое состояние.
По ординаторской ходил мужчина в мятом и запачканном костюме, поднимал упавшие стулья, поглядывая на стол с початой бутылкой водки и стаканами. Он то качал головой, то подёргивал плечами, будто у него чесалась спина. Очень многое от покойника было в этом человеке синюшное лицо, почерневшие руки, с которых постоянно что-то сыпалось и капало. Дух от него шёл невыносимый.