«Привьет-ствуйу, Тили! Как дьела?»
«О, Чарльз! юная кокетка, сияя улыбкой, весьма натурально удивлялась неожиданной встрече. Поспешно, страницами вниз откладывала раскрытую книгу, отводила тыльной стороной ладони прядь волос, заброшенную ветерком на румяную щеку.
Здравствуйте, здравствуйте! А я так зачиталась, что и не видала даже, как вы подъехали!»
«А что же, Тили что же, Малиа, вы разве уже и читать умеете? Какая вы есть образо-ванная барышня, искренне удивлялся Чарльз, широко раскрывая серьезные серые глаза, в которых исподволь зарождался смех.
«Немного умею, да пока только по складам! подыгрывая ему, она фыркала и вновь брала в руки книжку. Вот послушайте как я могу: Граф Мо-н-те К-ри-с-то-о», намеренно медленно, по слогам читала она, обводя гнущимся розовым пальчиком золотые буквы заголовка, невинно поглядывая на англичанина, медленным жестом вновь сбрасывая со щеки развившуюся рыжеватую прядь. Оба хохотали. Румяная Тили откладывала книжку в сторону и, откинувшись на горячую спинку скамьи, взявшись за поля шляпы, мечтательно вздыхала.
«Знаете что, Чарльз а ведь когда-нибудь я куплю себе прекрасный замок на берегу моря и назову его «Вилла Алам».
Англичанин, сидя на велосипеде, упираясь ногой в забор, балансировал со скрещенными на груди руками.
«A lamb? Вилла агнец? Оу-вечка?» удивлялся он.
Она вновь хохотала.
«Что за глупости, какая еще овечка! Алам это мое имя. Если написать латинскими буквами Маля и прочесть наоборот, как раз и получится: Alam. Красиво, правда? Я сама это придумала».
«М-м красиво, да! словно бы прикинув, соглашался он. А Вы, Малиа, большой большая мечтател! Романтик!» (ударение у него перемещалось на последний слог).
Чарльз был весь такой чистый, тонкий, серьезный. Светловолосый и сероглазый, одним словом, англичанин. Он учил ее кататься на велосипеде и шел рядом, придерживая руль, страхуя на случай падения. От белой рубашки пахло свежестью недавно выглаженного, чуть подпаленного утюгом полотна, и еще воздухом, рекой, теплым летним ветром.
Иногда он усаживал ее впереди на раму и они быстро катили по розоватой до блеска укатанной тропинке. На резких поворотах, на стремительных крутых спусках, когда кажется вот-вот вылетишь через руль в канаву, Малечка закрывала глаза и, визжа от ужаса, одновременно хохотала.
«Be calm, Тили! едва слышно говорил тогда Чарльз, касаясь сухими розовыми губами мочки ее уха, be calm, my frend! Be calm» И на протяжении всего пути она чувствовала на своей голой шее его спокойное теплое дыхание.
В конце августа в семье Кшесинских отмечали рождение младшей дочери Матильды. Поскольку знаменательное событие выпадало на лето, праздновали почти всегда в загородном имении. Ближе к последним числам месяца Феликс Иванович традиционно отправлялся в город за провизией для праздничного стола.
В тот раз со станции Сиверской отец приехал с двумя большими кожаными мешками. Кучер Василий, основательно вспотевший, сильно пропахший крепким лошадиным духом, сопя и топая, взобрался по ступеням крыльца. С пыхтением он втащил поклажу на веранду и, сложив в угол доверху набитые мешки, ушел распрягать лошадей.
Феликс Иванович сел в скрипнувшее под ним плетеное кресло, взял со стола газету и, отдуваясь, обмахивался. Прибежавшая из сада Тиличка, увидев мешки, ахнула и звонко расцеловав отца в обе щеки, полезла смотреть покупки. Один за другим она открывала хрустящие пакеты и всякий раз радостно вскрикивала.
«Ананас! Апельсины! Печенья! Эклеры!.. Вот это жизнь! Запируем как короли!»
Отец засмеялся. «Ну, слава Богу, угодил! Ф-фу! Уморился я что-то и то сказать, душно сегодня. Василий как всегда опоздал да хорошо встретился мне на станции Чарльз, он и помог выгрузиться. Это ничего, душенька, что я пригласил англичанина на твое рождение? Думаю, вдруг рассердишься? Все-таки, личный твой праздник».
«Мой личный и отлично! и merci, папочка я и сама не сегодня-завтра собиралась это сделать пригласить Чарльза. Она хлопнула в ладоши и, подбросив вверх яблоко, ловко его поймала, что ж он, придет?»
«Обещал быть, отец скрутил газету в трубку и примерял теперь, как бы половчее шлепнуть ему ползущую по столу чернильно-золотую муху. Приглашение мое, по крайней мере, принял с удовольствием, Феликс Иванович с улыбкой взглянул на Матильду. И спросил еще, можно ли ему быть вместе со своей невестою? Я сказал, что, разумеется, мы будем очень рады и все такое вообще, мол, добро пожаловать».