Андрей Драгунов - Где-то здесь. Избранные стихотворения из трёх книг стр 5.

Взгляд на поверхности письменного стола,
как в раскопах памяти, выискивает морщины 
доказательства, то есть жизни, где все слова
на бумаге, по крайней мере, пока что живы.
И в ложбинках дерева, как в вывертах из земли,
что сравнима, разве что, только с водой забортной,
что берёшь рукой, как многие не смогли 
проступает кровь, отпущенная аортой
и бурлит, и пенится. Стол сохраняет вид
непреступной крепости, хранит, как перо чернила,
свои трещины и, кажется, говорит,
как чернила  буквами, что плоскость не сохранила
из-за того, что строчки бегут. Бегут,
сохраняясь, разве что, в памяти  не на долго
да ещё в испачканных пальцах, что берегут 
в папиллярных линиях чувства  почти что долга.

С книжной полки, ладонью стирая пыль,
перебираю названия в переплётах,
как пустыми фарами утренний автомобиль
ранних прохожих, знакомых, или кого там
Разыскать пытаюсь старый уже сюжет,
или, хотя бы, автора  того, чьё имя
долгие годы давало на всё ответ,
но куда-то скрылось записанное другими
и на книжной полке спрятано  в закрома
и хранимо жизнью самой, как на всякий случай,
под тяжёлой пылью, где медленные слова
обрастают кожей, такой же, как смысл  тягучей,
но вполне послушной под пальцами теплых рук
Пыль слетает с полок, теряясь в пустой квартире,
среди редкой утвари, как солнечный зыбкий круг 
в отражении, т.е. как автор  искомый  в пыли.

Толи музыка кончилась, толи выключили репродуктор,
что сплошные сутки рассказывает про искусство,
про любовь к природе под гимн очень рано утром,
выжимая слезу, как из девочки ночью чувства,
как что-то большее, пуговицу грея в пальцах
тихо вдруг, как будто палач секиру
приготовил как бабушка нитки, чтоб шить на пяльцах,
пока ещё кто-то не оживил квартиру
шарканьем тапок. Кот шепелявит «Мяу»,
как заклинание, сбиваясь на рыбный завтрак 
минтай или хек обрадуют вдруг слюнявым
вкусом во рту  рано утром, как гимн  внезапно
но слова разбегаются, как из-под обоев мыши.
Ноты, тем более, шумным неровным строем,
разбредаются  всё выше, всё выше Выше 
даже если музыка кончилась и инструмент расстроен.
И репродуктор хрипит, как больной в угаре 
антибиотики лишь продлевают участь 
ноты сыпятся вслед за словами  в паре,
будто танцоры, что на паркете мучаются,
разбивая в кровь невидимые мозоли
Репродуктор гимн выдаёт, не скупясь на радость.
Слушаешь этот бред и твердишь  До коле
в календаре отмечая  сколько ещё осталось.

Спустя девяносто лет, не спрашивают о любви 
максиму  о погоде, или что ел на завтрак
стёсанными зубами  о чёрные сухари
вкус чей когда-то был непомерно сладок.
«Хотя не имеет смысла  деревья ещё растут» 
глянешь в окно и видишь как умирает осень 
высушенной листвою  по улице там и тут 
мелкой монетой, что в шапку прохожий бросит
или отнимет собранное на пропой,
ну и на хлеб, конечно, с кусочком сыра
«городского» плавленого, с расплавленною слезой,
где приглядеться  увидишь почти пол мира,
или себя спустя девяносто лет
в рваных брюках с потерянными зубами
в ящике тумбочки с тем, чего больше нет
с узелками, завязанными на память,
чтобы ничто не сгинуло просто так
в наслоениях пыли, в дырявых, увы, карманах,
как вчера, с листвой, потерянный «четвертак»
Долго хранился  а сгинул в помойной яме.

Пригород  это, где поворот с дороги
упирается в кладбище, где птицы живут, как дома,
не смотря ни на что  вороны, стрижи, сороки
и, даже, голуби, с кем по прошлой жизни еще знакомы.
Пригород  это кусок земли, не заросший жизнью 
только смотритель кладбища и собаки 
те, что ушли из города и забыли 
как это жить при доме, а не в овраге
Пригород  это земля от других  на память,
чтобы доподлинно знали  откуда город
и как это было раньше  двумя веками 
еще без названия и, даже, еще без рода,
то есть, когда дороги  сквозь пыль и камень 
по направлению ветра Трава  по пояс 
тронешь её и кажется, что руками
трогаешь жизнь  свою и чужую, то есть.
Пригород  это неспешная жизнь по кругу 
точно шаг в сторону  и ты на другой планете
Где даже собаки знают в лицо друг друга 
и их не боятся ни старики, ни дети.
Эта земля ещё помнит и свист, и топот,
или, как трактор последнюю снёс избушку,
а тракторист обливался холодным потом,
вспоминая свою деревню и мать старушку.
Пригород  это бессрочная память детства,
где никакая ржа  не разъест карманы,
где только пыль, доставшаяся в наследство 
всё сохраняет, прикрывшись сухим бурьяном.