Что такой?..
Имидж.
А это чего?
Долго объяснять. Но это ничего плохого, только не всегда комфортно Когда следующий транспорт?
Через час. Ничего плохого, говоришь?.. бабушка, недовольно дернув за веревку покорно стоящую козу, еще раз критически осмотрела Андерсона. Дай я тебе вместо пуговиц-то хоть нитками наживлю, а то полосатый Она вынула откуда-то из байкового платка иголку с готовой ниткой и ловко сшила в трех местах борта парусинового плаща. Подергала, проверяя на прочность: Ну вот, красивый. А то холодно, и в вытрезвитель могут забрать. Ты больно-то не слоняйся, сразу домой.
Спасибо, мать, чуть не прослезился Андерсон, клюнув головой, вот тебе букетик на память О нашей встрече. Он поставил пакет на землю, осторожно, стараясь не наклонять голову, чтобы избежать сильного головокружения, запустил туда обе ладони, как фотограф, заряжающий пленку, выхватил на свет добрую половину снопа, протянул бабушке.
Да что ты, что ты!.. бабушка, смущаясь, прижала подарок к груди, роняя стебли. Да зачем мне столько-то, рази только Машке, она показала глазами на козу, можно было небольшой букетик, два три цветочка, она кокетливо хихикнула.
Не могу, мать: два-три имидж не позволяет.
А-а понимающе кивая головой, чё ж не понять-то.
Вахтерша камвольно-суконного комбината не рискнула встать поперек дороги здоровенного бомжа, который рвался на второй этаж к какой-то Барби. Она отпрянула, боясь быть зарезанной или испачканной, пропустила хулигана на лестничную площадку и сразу же вызвала милицию.
Варя открыла дверь и увидела страшного грязного человека с охапкой вялых цветов, который несколько секунд молча мученически улыбался, а затем, закатив глаза, могуче рухнул к ее ногам.
Нос Светланы как таящая сосулька: безостановочная капель. Однако, в отличие от ледяного стручка, он не сходил на влажное «нет», а увеличивался, разбухал вместе с носовым платком. Можно было подумать, что сама Светлана неиссякаемый генератор горючей влаги. Да что там, вся она дремлющий источник, носитель какой-то потенциальной энергии, тайной мощности Андерсон не мог ясно оформить ассоциацию, которую навевала Светлана, сейчас красиво страдающая на общежитской койке: ноги под себя, белое ресторанное платье, широко распластанное вокруг, опрокинутая лилия; лицо мокрое под белым Невостребованная, нерасщепленная энергия вот! За пять лет пристегнулись к «кому-никому» факультетские тихони, повыскакивали замуж подружки-замухрыжки, а ты, янтарный одуванчик с чувственной бомбой внутри, которая могла бы разорвать в клочья любого, наградив последней женщиной в жизни, из-за которой если теряют потом до самой смерти не живут и не веселятся только похмеляются и вспоминают!..
Закатилась твоя египетская планида: что-то там у них не только с женским равноправием, но и с мужской самостоятельностью. «Федя хороший, он не виноват! Его отец сказал: прокляну!.. Фердинанд говорит: надо ждать. Он уговорит отца Ждать, может быть, полгода, может, год Он пришлет весточку, приедет!..» Может быть, Светик Но ведь в твоих слезах и я виноват: «Леди Холидей» Растянулись эти «холидейзы» на пять непоправимых лет и сам не гам, и другим не дам. А может быть, ты сама не хотела иного?! Нет, ерунда я просто друг, ты сама всегда так говорила. Друзья не бросают, Светик, поехали с нами. Мы с Барби на Север, я туда добился направления. Почему Север? Эх, Светка, волосы длинные память куриная: я ведь Андерсон. А тебе какая разница, где ждать, на западе или на востоке? Север, Светка, это место, где люди себя ищут. И находят
5
И вот теперь, через шесть быстрых лет, он стоит, Андерсон, бравый северянин шестьдесят пятой параллели, но здесь нелепый нордоман, режиссер и жертва трансконтинентальной драмы, по уши в подмосковной грязи, с загустевшей кровью в жилах, с раскрытым пересохшим ртом влага ушла горячим потом в собачью и овчинную шерсть. Снежный человек: могучий и страшный в лесу, но уязвимый на площадном асфальте. Он смотрит на оплывающую свечу в стеклянном кубе, согревающую солнцелюбивые тюльпаны, и вспоминает южную девочку Барби, которой чего-то не хватило тепла, жара или еще чего-то, недавнюю жену, розовую рыбку из его аквариума
Он долго не давал ей опомниться: лихие поступки, дерзкие реакции на внешнее, необычные подарки, стремительная смена декораций, неистовые проявления любви все быстрое, сильное, веселое, все праздник и кураж. Феерический ореол, абсолютно довлеющий, с крепкими границами, без права на отрицательные эмоции, на то, что «за» и «вне» Подспудно понимал: пока крутится карусель, Барби прижата, притиснута, придавлена к тому, кто служит ей единственной опорой, кто может быть фокусом для зрения в беспорядочном оптическом мелькании, к нему, Андерсону. Позже понял, что не имеет права расслабляться: чем дальше, тем опаснее, стоит ослабнуть креплениям, и центробежные силы вытолкнут, разобьют, покалечат Вспомнил услышанную от Светланы африканскую пословицу (память о навеки канувшем в прошлое чернокожем «принце»): «Не хватай леопарда за хвост, а если схватил, не отпускай».