Есть, ответила Эва улыбнувшись.
С полумесяцем?
И со звездами.
Полумесяц топазовый?
А звезды алмазные. Но откуда вы все это знаете?
Нельзя ли мне взглянуть на кольцо? Голос гостя задрожал.
Нет, ответила Эва. Муж всегда носит его в кармане. Это какое-то счастливое кольцо, оно принадлежало турку.
Янчика бренчал в саду своей саблей. Он одним махом очутился на лестнице и, увидев незнакомца, взглянул на него с ребяческим удивлением.
Поздоровайся с дядей, как положено, сказала мать с улыбкой.
Это чей мальчик? Сын господина лейтенанта? спросил незнакомец. Но к чему я спрашиваю! Вылитый отец!
Он привлек к себе ребенка, поцеловал его.
Какое-то неприятное чувство шевельнулось у Эвы, но через мгновение она уже забыла о нем.
А когда же мы купим трубу? приставал к матери мальчик.
Разрешите мне купить ему трубу, с готовностью предложил школяр. Мне все равно придется завернуть на ярмарку. Я отведу Янчи и к моему вознице, покажу ему жеребеночка.
Пусть будет по-вашему, согласилась мать. Вот вам динар, купите ему трубу. Но хорошенько смотрите за ним, Миклош! А ты, Янчика ты ведь знаешь, что сказал отец. Она обернулась к Тамашу Балогу и, печально улыбнувшись, добавила: Он наказал нам беречь ребенка, как зеницу ока.
Янчика, прыгая от радости, отправился со школяром на ярмарку.
Мать крикнула им вдогонку:
Миклош, гуляйте возле церкви! Мы сейчас тоже пойдем туда.
Она еще вчера собиралась на ярмарку, хотела приобрести кое-какую мелочь у приезжих венских купцов.
Господин Тамаш Балог рассеянно вертел в руке шапку, понуро глядя в сад.
Какие вести из Солнока? спросила Эва; глаза ее были полны тревоги. Ведь правда туркам его не взять?
Я тоже так думаю, небрежно ответил Тамаш Балог.
Муж сказал мне на прощанье, что нынче турки вряд ли попадут под Эгер. Солнок очень укрепили в прошлом году. Он сильнее Эгера.
Гораздо сильнее.
Но пусть Эгер не так укреплен, зато его будет защищать вся Верхняя Венгрия.
Господин Тамаш Балог кисло улыбнулся:
Скажите, а есть у вас какой-нибудь портрет вашего супруга, господина лейтенанта?
Конечно, есть, ответила Эва. В прошлом году написал немецкий художник.
Не будете ли вы так любезны, ваша милость, показать мне портрет? Я много доброго слышал о витязе Борнемиссе. Хотелось бы посмотреть на него.
Разве вы не знакомы? удивленно спросила Эва.
Когда-то были знакомы, да уж давно не встречались.
Хозяйка ввела гостя в комнату. Там стоял полумрак и приятно пахло лавандой. Эва отворила ставни. Видно было, что это гостиная. На полу турецкие ковры. У стены диван, покрытый медвежьей шкурой. Возле окна конторка и книжный шкаф, а в нем не меньше сотни книг в кожаных переплетах. На стене портреты. Портрет старика Цецеи в шлеме, писанный в ту пору, когда у него волосы были еще черные; портрет косоглазой жены Цецеи в шали, расшитой золотом. Потом пожелтевшее изображение Христа в ореховой раме; дальше шаловливое личико девушки, очень похожей на хозяйку дома, и рядом портрет Гергея Борнемиссы. Тонкие черты смуглого, как у цыгана, лица. Большие глаза светятся умом и юношеским задором. Усы подкручены, подбородок окаймлен круглой, мягкой бородкой. Волосы отпущены до плеч.
С интересом разглядывая портрет, Тамаш Балог кивал головой:
Бравый, красивый мужчина! Сколько же ему лет?
Двадцать шесть.
И у вас такой большой сын?
Мы уже восемь лет женаты, с улыбкой ответила молодая женщина. Совсем еще детьми поженились.
Господин Тамаш снова взглянул на портрет:
А правда, что господин витязь бывал и в Константинополе?
Конечно, правда. Я тоже была с ним.
Есть у меня знакомый турок, он рассказывал о нем. Мэндэ-бей. Огромный такой мужчина. Ваш супруг оказал ему однажды большую любезность.
Мэндэ-бей? Никогда не слышала этого имени.
Может быть, ваш супруг поминал Хайвана? Прежде этого турка звали Хайваном.
Эва улыбнулась:
Хайван? Как же не знать! Я тоже видела его.
Тамаш Балог еще раз устремил взгляд на портрет, долго смотрел на него, насупившись и молча кивая головой, словно прощался с ним. Потом поклонился и, пятясь назад, вышел.
Снова в сердце Эвы зашевелилось тягостное чувство. Такое же, как в ту минуту, когда Тамаш Балог прикоснулся к ее ребенку. Тем не менее она проводила гостя до самой лестницы веранды.