Шульгин ожидал другого развития событий. Как обычно, впрочем. Лебедев зачем-то оглянулся назад, будто из коридора в камеру должен был кто-то войти, потом посмотрел на Шульгина, тяжело вздохнул.
Лучше перестраховаться. Что мне делать?
Ничего особенного. Основное вы сделали.
Шульгин закрыл глаза, отсчитал семь секунд и открыл. Вместо лохматого человека на пороге камеры со стеклянной стеной вокруг был железнодорожный вокзал. Людей не было, но в остальном дизайн удался на славу: чего уж там, коллективная память показывала почти стопроцентное совпадение. Дряхлая зеленая морда старого поезда, лотки с фруктами, полуразбитые пути, указатели и черное лоно подземного перехода с третьего пути в здание вокзала.
Шульгин стоял возле вагона 1 с головы состава. Напротив него, у двери в вагон, стояла Сингулярность: грузная женщина прилично в возрасте, одетая в сине-желтую форму проводника. Маленькая пилотка на ее большой голове смотрелась нелепо.
Пахло каменной пылью, было жарко и душно, над головой висело серое небо без облаков. Шульгин захотел найти в заднем кармане брюк помятую пачку сигарет и нашел вынул, вытряс одну на ладонь, сунул в рот.
Здравствуйте, Сингулярность.
Смеха ради крутанул ладонью в воздухе, как делали фокусники в мертвом кино, и в руке появилась зажигалка. Прикурил, затянулся, с наслаждением выпустил дым. Усмехнулся.
Опыт человека курит опыт сигареты.
Отлично у вас тут все работает, честно слово. Всякий раз поражаюсь.
Сингулярность никак не отреагировала, стояла и смотрела на него, как на музейный экспонат.
От меня нужно что-то еще?
Ничего, вы свободны. Администрация М-7 выражает вам признательность за работу.
Да не за что, обращайтесь.
Вы можете выбрать любое тело в любом из городов Разума. Еще не решили? Могу перенаправить ваши данные туда, куда скажете. Прямо сейчас.
Спасибо, не надо. Я пока не готов. Надеюсь, у меня есть такое право?
Конечно, Шульгин, Правило Приватности. Желаете вернуться в М-3?
Было бы, конечно, здорово. Если можно.
Проходите.
Шульгин вошел в вагон, прошел немного по узкому коридору, открыл дверь в купе, боком протиснулся мимо огромной раздутой клетчатой сумки, и сел на полку. Вынул из заднего кармана потертую фотографию, некоторое время смотрел на нее (на ней была хрупкая девушка с кудрявыми рыжими волосами), потом вздохнул, убрал обратно, лег и повернулся лицом к стене. Через некоторое время поезд тронулся.
ОСТРОВ IV
«Фанатик это человек, который не может изменить взгляды и не может переменить тему»Уинстон ЧерчилльI
Люди одеты в защитные костюмы белого цвета и потому похожи на инопланетян или космонавтов.
Осторожно, пожалуйста, в голову слева вполз голос, принадлежащий женщине.
В этот момент Андрей вспомнил, что он Андрей, а еще вспомнил, что бывают женщины и мужчины.
Невозможно сосредоточиться ни на одной мысли, во рту сухо. В горле горечь. Память затвердела, хрустела теперь, как кости, болела, как приходящие в движение мышцы, ныла, как вены, по которым опять потекла кровь.
«Мы пришли с миром от имени всего человечества» Андрею понадобилось больше минуты на то, чтобы усохший за восемьдесят лет мозг смог идентифицировать смысл букв. Надпись красовалась над стеклянной перегородкой метра два в высоту, за которой
Не бойтесь, неразличимая женщина в белом будто бы читала мысли.
Это всего лишь камера дезинфекции. Скоро все будет в порядке. Входите.
Голоса точно неживые, как диктофонная запись, а за стеклами шлемов было не разглядеть лиц. Впереди оказалось огромное помещение, похожее на кунсткамеру, и Андрей попытался сопротивляться, но тело не слушалось.
Не волнуйтесь.
Из правой стены выползли головки лазерных пушек. В памяти сию секунду всплыл разговор с Зориным: вот он, профессор, сидит за столом в своем кабинете на втором этаже НИИ, названия которого Андрей не помнил. Профессор мягко улыбается и говорит, что Что он говорит? Что-то про лазеры?
Внутри «камеры дезинфекции» было еще несколько (или несколько десятков) человек. Почти все еле-еле держатся на ногах, лысые и костлявые, как военнопленные. Озираются по сторонам, открыв рты, нерешительно тянут друг к другу руки.