Пойти-то пойдет, Тони задумчиво сморщился, если хорошие были
Отличные. Смачные, красочные.
Да только я не советую.
Что так?
Ну, понимаешь Тони ботинком растер пятнышко на мраморе лестничной площадки. Заведение у нас такое. Отель, видишь ли, специфический. Чем меньше правды, тем лучше а то, неровен час, самому и отольется. Неприятностью какой-нибудь. Ша! вскинул он ладонь. Никаких вопросов; мне надоело повторять.
«Да не твоя печаль мои стеллары», хотел было обрезать Таури, но промолчал, издавна приученный не раздувать конфликты. Умение вовремя смолчать и к месту пошутить всегда кстати, а уж в глубоком космосе без него просто труба.
Красиво у вас, заметил он, шагая рядом с Тони по лестнице.
На ступенях тут и там стояли вазы, из которых доверчиво глядели фиолетовые цветы.
Задержала метнул на Таури насмешливый взгляд.
Ничего подобного. Грязь, мразь и безобразь, и никакой эстетики. Вонь, темень и сущая гадость, привычными словами никак не выразимая. Одно слово дрянь, а не гостиница.
Ах да, разумеется. В жизни не видал подобной помойки. Ишь, устроили хламник, загадили все и вся. Тьфу! вдохновенно изрек Таури и поинтересовался: Сколько брехунчиков я заработал?
Так тебе и скажи. Ты, братец, проспрашиваешь больше, чем наговоришь.
Нашел, о чем тужить! Врать я не умею, что ли?
А я почем знаю? Вдруг нет?
На площадке между третьим и четвертым этажом была зеркальная стена с затейливыми светильниками: кованые кусты с ажурными листьями, а на ветвях желтые плафоны-колокольцы. Таури поглядел на идущие навстречу отражения. Тони широкий, высоченный, но легкий и проворный, посмотреть приятно. Вот он сам на голову ниже, худощавый, ладный, загорелый. Отличный искусственный загар, приобретаемый с течением многих лет; серо-голубые глаза, темные волосы и преждевременные морщинки у глаз и на лбу. При его профессии быстро начинаешь казаться старше своих лет.
Сколько у вас тут этажей пятнадцать? На последний ты людей тоже пешком гоняешь?
Для маломощных у нас лифты есть, отозвался Тони. Но вверх-вниз ходить полезно: подстегивает воображение. Пока всползешь или спустишься, какая-нибудь историйка уже готова. А-а, вот и моя красотуля! вскричал он, взбежав на очередную площадку. Фу, Эльжи, какая пошлость, ты же и так самая красивая девушка в отеле. Ай-яй-яй. Уж от кого-кого, а от тебя не ожидал.
Таури смотрел на Эльжи, не понимая, за что ее корят, а Эльжи смотрела на него. Она была столь же прекрасна, как сидевшая в холле морская богиня чудесное, возвышенное, волшебное существо. Длинное белое платье, целомудренно схваченное на груди перламутровой брошью, каскад золотистых кудрей, теплые карие глаза, в которых вдруг появилось затравленное выражение.
Здравствуйте, сказал он.
Неземное видение вдруг исчезло. Перед Таури оказалось лишь пустое зеркало на стене, в инкрустированной серебром черной раме.
Да ты обернись, тут познакомься, ухмыльнулся за спиной Тони.
Обернувшись, он изумился еще больше. Обшарил глазами площадку, оба лестничных марша, обескураженно взглянул на по-прежнему пустое зеркало златокудрой принцессы не было и в помине. Громила-швейцар захохотал.
Ай да Таури, ай да Берк! Так ведь и ослеп! Видишь, Эльжбета, что с человеком краса твоя сделала?
И тут он наконец ее заметил. Девушка стояла рядом с Тони, и задержала обнимал ее громадной лапищей за плечи. Только это была не Эльжбета: ни ореола сияющих золотом волос, ни юной ослепительной красоты, ни струящегося белого платья. Вернее, платье было, но очень скромное, и из-под него виднелись худые коленки. Лишь целомудренная брошь была на месте, скрепляя ворот под впадинкой на горле. И те же теплые карие глаза, глядевшие на Таури растерянно и жалко.
Здравствуйте, сказал он еще раз.
Контраст был столь велик, что Таури даже не сразу рассмотрел: перед ним обыкновенная женщина, пусть не юная прелестница, но не старуха и не уродина. Нет, определенно не уродина. Особенно хороши были глаза, словно подсвеченные изнутри мягким солнышком.
Добрый вечер, улыбнулась Эльжбета, пряча смущение. А ты, Тони, бегемот, и это истинная правда, она высвободилась из-под руки задержалы.
Во-первых, нисколько не бегемот, а во-вторых, я не знаю, что это такое. Тони ухмыльнулся и подмигнул. Истинную правду сказал не кто иной, как я: Эльжи самая красивая дама в нашем караван-сарае. Все, что видишь, то при ней. И чего не видишь, тоже.