С. Ерошкин Ладьи на Днепре
Шумели под стругами воды Днепра.
Варягам привычней стихия морская,
Водою отправились в путь до утра,
Взять лёгкой добычи скорее мечтая.
Другие на конях и в пешем строю
Шли берегом правым, в пути прирастая.
Селяне, наживу почуяв свою,
Примкнули к Владимиру многим числом.
Язычников более в русском краю,
Надёжней им быть под поганым крылом,
Болваны из дерева как-то роднее,
Не требуют плоть ограничить постом
И кровью врага их задобришь скорее.
Владимир в пути ограничил разбой,
Не дал и варягам он делать трофеи,
Край русский был князю совсем не чужой.
Старался вести, обходя города,
Пустыней безлюдной, звериной тропой.
Селянами в стан привозилась еда,
Охотились воины, рыбу ловили,
Раскинув на ночь по Днепру невода.
Под Капичем во поле лагерь разбили,
До Киева малость совсем не дошли.
Вкруг лагеря ров неприступный отрыли,
Насыпали вал из дерев и земли.
В средине поставили князю шатёр,
А сами устроились, кто как могли:
Шалаш да землянка и рядом костёр.
В Дрогожич и Киев на конях отряды
Из местных людей князь отправил в дозор,
Прознать: сколько силы для приступа надо,
Настроены как огнищане столицы
И долго ли выдюжить смогут осаду.
Лазутчики в Киев смогли просочиться,
Вошли незаметно за крепкие стены
И видят: дружины хватает сразиться,
До лютой зимы устоят непременно.
Но князь Ярополк устранился от дел,
В дворце затворился, боится измены.
Им Блуд воевода вертел, как хотел.
Во всём князь великий потворствует Блуду
И власти его неизвестен предел.
А Блуд ладит дело недурно покуда,
Но больно захапист, мошенник и плут:
Земель необъятно, работного люда,
Полотна ткут, пашут, доспехи куют.
Амбары трещат от меха и кожи,
Но всё не уймётся имением Блуд.
Насытить он душу богатством не может,
От золота блеска ему не хватает.
Мошну прячет на ночь с монетами в ложе.
Немало чужого к рукам прилипает.
Добрыня сказал воеводам на вече,
Что этого Блуда уж он обратает,
Без боя победу над ним обеспечит.
Нёс грамоту князя до Блуда гонец,
Отправился тайно он в этот же вечер.
Скрывал под полой драгоценный венец,
Добытый Добрыней в Испании где-то,
Во время походов, под самый конец.
На свитке печать золотая надета,
Кириллицей писано в грамоте той:
«Такого-то дня и такого-то лета
Владимир желает союза с тобой.
Не я первый брата избил за долги
И участи сам не пытаю такой.
Убить Ярополка мне Блуд помоги,
Получишь ты честь от меня при удаче.
С тобой и с боярами мы не враги,
Я с ворогом, Блуд, поступаю иначе.
Мне будешь ты вместо отца, воевода.
Отказом ответишь, то сам и заплачешь.
С тобою погибнет немало народа,
В осаде я голодом вас одолею,
До Киева все перекрою подходы.
Твои же деревни я прахом развею.
Даю на раздумья тебе я три дня,
Помочь не захочешь повешу на рею»
Блуд, якобы князя усердно храня,
Охраны иной не дождаться от волка,
Всех верных людей неустанно браня,
К побегу за город склонял Ярополка:
«Бояре Владимира в Киев зовут,
Предателей сыщешь ли? в стоге иголка,
Варягов поутру под стенами ждут.
Бежим, князь, мы ночью из Киева прочь,
Мне верно сказали: тебя предадут,
Промедлим никто уж не в силах помочь»
Послушался князь и, оставив престол,
С дружиной и Блудом он ринулся в ночь.
Гречанку жену на врага в произвол
С ребёнком во чреве князь в панике бросил,
Не взял и казну, как робич был гол.
А Блуд всё стращал, окруженье поносил.
На малых челнах подались наутёк,
Подальше от Киева, в устие Роси.
Днепром по течению путь недалёк,
До Родни доплыли и в нём затворились,
В слиянии рек небольшой городок.
За Киев защитники вовсе не бились,
Признали Владимира Князем Великим,
Хотели язычника и покорились.
Столица наполнилась ворогом диким,
Варяги разбои, бесчинства чинят,
Насилуют женщин, с угрозою пики
На всех наставляют, кто малость богат.
Добрыня попробовал их усмирить,
Ему говорят: «Иль победе не рад?
Мы вольны сей город до тла разорить,
Не с нашей ли помощью приступом взят?
Ты сам нас привёл киевлян перебить
И плату сулил, да не видим наград»
«Оплата вам вовремя будет дана,
Ответил Добрыня и вывел из врат,
Ещё не закончилась наша война.
Из Родни мы выкурим князя осадой,
Тогда и уплатит Владимир сполна»
Пошли за Добрыней варяги с досадой,
Сокровища Киева бросить им жаль.
Вкруг маленькой Родни громадной армадой
Полки разместились. У князя печаль,
Он смотрит на берег с высокой стены
На Днепр недоступный, на синюю даль
И думает: «Будем ли мы спасены,
Иль смерть приготовила саван для нас?
Мой брат иноземцев привёл для войны,
Не хочет услышать он совести глас.
Как видно, в чужбине совсем очерствел,
Гостинцем лишь ненависть русским припас.
Кто сможет поставить для гнева предел?»
Дни долго тянулись, недели летели,
В затворе народ все припасы поел,
Сам князь голодал уж четыре недели.
Желанна и скотская стала еда,
Как хищники люди на ближних смотрели.
Вошло в поговорку настигнет нужда,
Какой и терпеть не хватает уж мочи,
Тогда говорят: аки в Родне беда.
А Блуд словно ржа душу князеву точит:
«Проси, Ярополк, у Владимира мира,
Не смерти твоей, а смирения хочет»
Не видя измены, послушал кумира,
Решился князь милости брата искать
И думать не мог, что готовят секиру.
За Блуда стояла боярская знать,
Блудливая многих пленила замашка,
Им выгодней знатью Владимира стать.
Из верных у князя был сотник Варяжко,
Прозвался за храбрость в боях славянин.
Он стойкость свою не растряс по овражкам,
Однажды поклявшись, натурой един.
Заметил в повадках советника сдвиги:
Блуд лишь похвалялся, что князь ему сын,
А сам втихомолку паучил интриги.
При голоде общем советник толстел,
Жевал на полати средь ночи ковриги,
Когда уличали краснел и потел.
Сказал Ярополку о странностях сотник,
Но полностью Блуда раскрыть не успел.
«Варяжко-то твой ненадёжный работник,
Шептал князю Блуд, и ума-то в нём нет,
Какой он начальник? он с Ладоги плотник,
На нём конский потник кафтаном надет.
Не слушай, князь светлый, ты ладожской голи,
Как смеет давать государю совет!»
Варяжко открыто просился на волю:
«Давай, государь, я войска приведу,
Дороже свободы вам золото, что ли?
Орда печенегов покроет вражду,
Беду отведёт хан за золото силой,
Сегодня же ночью я тайно уйду»
А князь отвечал без надежды, уныло:
«Не знаю, какая судьба меня ждёт,
Мне кровь проливать неповинных постыло,
Враждуем мы с братом страдает народ.
Что брат мне уступит, то я и возьму,
Одной ведь мы крови, авось не убьёт»
Владимир в отцовом сидел терему,
Но вышел во двор и встал на крыльцо,
Когда донесли о подходе ему.
Пылало решимостью князя лицо,
Надумал убить без причины он брата.
К убийству Добрыня склонил подлецов,
Боярская так же решила палата.
К воротам поставили двух палачей,
За жизнь Ярополка обещано злато.
Промолвил Добрыня: «Ты, князь, не жалей,
Без меры о жертве, племяш, не тужи,
Свербит на душе медовухи налей.
Все земли вселенной окрепли на лжи,
Твой предок великий Вещий Олег
За пазухой также вот прятал ножи,
Но славою вечной покрыт человек.
На берег завлёк он Аскольда и Дира,
Князья без мучений свой кончили век.
Олег стал грозой христианского мира,
К воротам Царьграда прибит его щит,
С дружиною верной дошёл до Каира.
Оставишь живого нам смута грозит,
На зыбком болоте взрастает измена.
Да будет один во спасенье убит,
Иначе завязнем в крови по колено»
Тщеславие князя Добрыня возжёг,
И раз уж немыслима дел перемена,
Задобрен впоследствии будет Сварог.
Тревожно скрипели входные ворота,
Блуд первым, пред князем вступил на порог,
Стараясь казаться надёжным оплотом.
За ним Ярополк шёл, не чувствуя ног,
Голодному шаг не по силам работа.
Вот Блуд воротами дружину отсёк,
Закрыв перед носом тяжёлые створы.
Никто защитить Ярополка не мог,
Сторонники князя попрятались в норы.
Варяги с обоих сторон закололи,
Князь вскрикнуть успел и затих очень скоро.
Неизвестный Убийство Ярополка