Писала «в стол» и давала конечно читать всем, кто ни попросит. Однажды пришла Писательница, Которую Печатали, взяла мамину рукопись. Через какое-то время вернула, мамина проза ей очень понравилась, особенно название одного из рассказов «На златом крыльце сидели». Прошел, кажется, год, и писательница выпустила сборник с таким названием.
У мамы был псевдоним, еще с того раза, когда рассыпали верстку в «Авроре». Тогда в том же номере шли рисунки моего отца, и редактор решил, что многовато в номере Беломлинских, и предложил взять какой-нибудь псевдоним. В то время у нас жил старый родительский друг Евгений Рейн. Зная мамину любовь к Андрею Платонову, он предложил псевдоним «Платонова».
Нет это уж слишком
Ну тогда «Платова».
Так мама и стала «Виктория Платова» году эдак в 1974-м. Под этим именем и вышел еще через пару лет ее единственный напечатанный рассказ «Дачница».
Больше не печатали категорически. В какой-то момент мама попыталась поступить на Высшие сценарные курсы.
И опять рекомендации ей написали такие люди, как, например, Александр Володин, любящий ее прозу, и ее приняли.
А потом обнаружилось, что нет высшего образования, и все, разговор окончен.
Когда наступила Свобода, начали печатать всех. Евреи вообще вошли в моду наряду с эротикой и какой-нибудь там эзотерикой. Но только опять какие-то свои правила: все должно быть или уж совсем кроваво-разоблачительно, или же, наоборот, сексуально-жизнерадостно. Рынок есть рынок, выбор у него невелик либо секс, либо ужастик. А вот так, как пишет мама (просто по правде, «критический реализм» называется старинная русская литературная забава), вышло, что опять не подходит. То есть это можно но уже знаменитым, ранее прорвавшимся. А новенькие должны следовать жесткому диктату рынка.
Потом мы уехали в Америку. Там шла своя бурная русскоязычная литературная жизнь. У мамы вышли две книжки.
Но она все равно оставалась аутсайдером.
В Америке мама работала сначала нянькой для стариков, а потом в организации, помогающей больным СПИДом, на складе, она сортировала вещи и собирала коллекции для продажи в дорогом «секонд-хэнде» этой организации. Там, в организации, помогали всяким оступившимся вокруг мамы работали все сплошь отсидевшие в тюрьме. Еще инвалиды. Мама сама туда пришла и устроилась. Убедила парня, нанимавшего на работу, что ее, с ее английским, тоже можно смело считать за инвалида или за оступившуюся.
Там она и проработала почти десять лет. Потом они с отцом вышли на пенсию и поселились в настоящей американской деревне. Там у них небольшая русская колония, и мама выглядит вполне счастливой и умиротворенной. Наверное, она уже просто устала расстраиваться и ощущать обиду. И теперь обиду за нее ощущаю я.
Еще живя в Нью-Йорке, мама дважды оказалась номинирована на Букеровскую премию.
Номинировали ее, неизвестную ни читателям, ни критикам, те самые немногие Понимающие. Одним из них был академик Вячеслав Иванов. И оба раза ее проза оказывалась в букеровских шорт-листах. Во второй раз из России даже прислали премию тысячу долларов. Узкий круг поклонников маминой прозы расширился. Я помню, в Нью-Йорке, на какой-то русской выставке, к маме подошел один из членов тогдашнего букеровского жюри Сергей Юрский и долго-долго говорил о том, какая замечательная вещь ее повесть «Берег».
Два года назад у мамы вышла ее первая российская книжка «С любовью, на память».
Они вышли одновременно, обе наши книжки моя в Питере и мамина в Москве.
Я в это время была в Америке. Сразу приехала на Брайтон, в книжный магазин «Санкт-Петербург», вижу моей книжки нет, а мамина стоит на самом видном месте! Вот думаю, все-таки понимают!
Говорю менеджеру: «У вас много экземпляров этой книги? Я несколько куплю. Это ведь моя мама!»
А менеджер отвечает: «Много. И все остальные книжки вашей мамы вон там лежат. Мы ведь заказываем всегда сразу все, что ваша мама пишет. Ее очень хорошо берут.»
Я думаю, какие такие «другие книжки»?
Смотрю, куда он показывает, и вижу детективы в ярких обложках «Виктория Платова».
Потом все бесконечно спрашивали, почему мама скрывала, что пишет детективы.
Брайтоновские старушки с гордостью повторяли:
«Оказывается, Виктория Платова тоже из наших, а говорили сибирячка, ну вот же ее автобиография вышла».
Самое смешное, что поклонницы детективщицы Платовой (все, как одна) купили эту «автобиографию» и остались ею вполне довольны.