И жили мы там как раз в то непохожее ни на что время, когда колбасу и курицу можно было купить только по продовольственным талонам. Ее тогда даже не продавали, а «выкидывали» и, соответственно, «сметали» с прилавков. Новости о том, что где-то «выкинули», например, сосиски, разлетались по городу со скоростью звука. Очередь образовывалась моментально, даже посреди рабочего дня, и стояла до тех пор, пока не заканчивался товар. Иногда, вплоть до закрытия. Никому и дела не было до того, что магазин в пять часов должен был закрыться. А на следующий день на полках опять красовались только банки с салатом из морской капусты.
Каждый мой день рождения папа брал большой финский нож и делал на дверном косяке с левой стороны зарубки роста. Я вставал в дверную коробку, плотно прижав к дереву пятки, копчик и затылок и вытянувшись по струночке. Папа осторожным движением прикладывал нож к макушке и втыкал его в косяк.
Отходи! приказывал он резким, но не злым тоном и начинал расковыривать белую краску на дверной коробке. Рядом с получившейся зарубкой он выбивал возраст римской цифрой. Иногда ножом прижимало пару волосков, и выскакивая «из-под ножа», я едва слышно взвизгивал, когда они вырывались.
Правая сторона того же косяка была разрисована отметками роста моей сестры. Я не помню, кто из нас был «лидером», и рос быстрее.
В то время пацаны стайками бегали по двору, а девочки прыгали в резиночку. «Пе-ше-хо-ды. Точка. Бу-ра-ти-но. Точка». Казалось, родители не сильно и следили за детьми. Может быть, не страшно было отпускать. Мы гуляли с друзьями в садике «Полет», игрались в песке, прыгали через закопанные окрашенные покрышки. Чуть повзрослев, мы заползали на крышу веранд все в том же детском садике, или словно канатоходцы ходили по ограждению.
Мы знали всех соседей по подъезду. В какой-то степени это было необходимостью. У нас не было телефона. В нашем подъезде телефоны были в пяти квартирах. В основном у ветеранов Великой отечественной войны. Мы с сестрой ходили звонить к бабе Нине и тёте Шуре через лестничную площадку. Она охотно нас пускала. Звонили мы чаще всего маме на работу. В те времена телефоны были дисковыми, а номера состояли из пяти цифр. Не как сейчас от кода страны и кода города. Может быть, поэтому телефонные номера легко запоминались.
Я ещё застал те времена, когда для того, чтобы совершить междугородний звонок, нужно было прийти на телеграф и заказать его. В телефонную кабинку тебя приглашали по громкой связи. В три-пять проплаченных минут нужно было втиснуть рассказ обо всех событиях жизни. Связь была ужасной. Это было еще до появления интернета, сотовой связи и звонков через интернет, и было целым хлопотным событием, поэтому по межгороду тогда звонили не часто.
Для того чтобы поздравить близкого человека в другом городе, отправляли телеграммы. Стоимость телеграммы зависела от количества слов внутри нее, поэтому телеграммы писали без предлогов, союзов и знаков препинания. Но была возможность отправить телеграмму на поздравительном банке, такой своеобразной открытке. Открытки были унифицированными, поэтому адресат получал телеграмму именно в такой открытке. Все очень радовались открыткам и поздравительным телеграммам и зачитывали их вслух, а позже хранили их в шкафах или под стеклом.
Фотографии с праздников или торжеств можно было увидеть крайне редко. Зато была традиция раз в год или чаще ходить в фотоателье, чтобы сделать семейный портрет. В каждой семье были черно-белые фотографии, только коричневые. Сепия.
Фотографии были семейными реликвиями. Они хранились в семейных фотоальбомах. Их очень берегли. Снимки со временем выгорали, выцветами и трескались, прямо как настоящие картины. Никаких негативов не было, и повторно распечатать тот или иной снимок было нельзя.
Сами фотоаппараты в быту были редкостью. Люди, отважившиеся увлечься фотографией, были кем-то сродни влюбленных в свое хобби волшебников. Фотопечать тогда в буквальном смысле представляла химию: ванная комната, красный фонарь, просроченные реактивы. Получившиеся фотографии были не идеальными, не яркими, или как тогда бы сказали «передержанными» или «засвеченными». Но они были результатом усилий, сноровки, таланта и, наконец, любви.
Это было удивительное, еще не оцифрованное безликими нулями и единицами время. В прямом смысле слова, время можно было потрогать. Хотя бы по зарубкам на дверном косяке.