Или не вспомнит ничего.
Хотя, если подумать, в воспоминаниях ребенка есть много всего, но ничего определенного. Меня там точно нет.
Вытащив сотовый телефон, я нажимаю на кнопку, подношу трубку к уху, и, услышав ответ, говорю тихим голосом:
Приезжай. Ты мне нужен.
9
Ночь прекрасна. Свежесть после дождя. Пахнет влагой и озоном, свежей травой, землей и формалином. С обнаженного холма виден лес, бескрайний и бесконечный. Я знаю, что тайга имеет начало и конец, но её размеры завораживают меня. Уже не раз я пытался выйти из бескрайнего леса, но в детстве мне потребовалась рука той, что вывела меня к свету далеких фонарей, а примерно год назад, многочисленные жертвы и визит в Храм.
Я уважаю таежный мир. Нет, не боюсь, уверен, что рано или поздно тайга отпустит тебя, как бы ни казалось, что лес гипнотически бескраен. Как равный с равным, просто с удовольствием смотрю в лесную даль.
Сидя на краю ямы, примерно два на полметра, я пытаюсь понять самого себя. Это как сбор анамнеза у больного: чем болел, и как протекала жизнь, когда появились первые симптомы и как они проявлялись, как прогрессировало заболевание, и когда в первый раз понял, что пора обращаться к врачу.
Когда-то давно я сделал первый шаг. На пути, ведущем к свету далеких фонарей. Сначала я двигался наощупь. Особенно в юности. Богиня не часто помогала мне, даже я бы сказал, реже, чем хотелось бы. Однако она всегда появлялась вовремя, словно знала, что мне нужна её помощь. Как это было после школы
После успешной сдачи выпускных экзаменов в школе, я написал в военкомате заявление с просьбой отправить меня в ряды Российской армии, так как я горю желанием исполнить свой патриотический долг. До восемнадцатилетия оставалось три недели, и ничего не мешало мне вновь попробовать быть, как все остальные люди.
Военком, поджарый подполковник, прочитал мое заявление, ухмыльнулся и отправил меня на медицинскую комиссию.
Вначале было неудобно ходить в одних трусах от врача к врачу, но скоро я привык. По грустному лицу медсестры, измерявшей мой рост и вес, я понял, что мне будет нелегко. Зрение у меня оказалось нормальное, и со слухом оказалось все в порядке. Невропатолог стучал молоточком по коленям, водил им перед моим лицом, заставлял махать руками тоже ничего не нашел.
Сложности возникли у хирурга. Нужно было снять трусы и обнажить головку. Я покраснел от пяток до макушки. Хирург (женщина лет тридцати) удивленно посмотрела на мою реакцию и сказала мне, чтобы я «быстро и полностью» обнажил головку полового члена. Затем повернула меня, заставила наклониться и раздвинуть руками ягодицы. Все остальных врачей я прошел на автопилоте, находясь под впечатлением от посещения хирурга. Очнулся только тогда, когда мне сказали, что я годен к строевой службе и завтра должен быть на областном призывном пункте. Куда я на следующий день и отправился. Отец утром позавтракал вместе со мной, сказал какие-то дежурные слова, дал денег (очень немного, сутки на них не проживешь), помахал рукой на прощание, сказал пиши, и ушел на работу. Я обошел квартиру, попрощался с этим спокойным уголком, где я жил словно в ракушке. Меня обуревали разноречивые эмоции страх неизвестности, неуверенность в себе и завтрашнем дне, ощущение своей никчемности и знание, что все это видят. И в то же время, ветер перемен дул мне в задницу, я чувствовал его холодок. «Новые люди, новые земли», напевал я однообразные слова всю дорогу до призывного пункта.
Днем нас, около тридцати защитников отечества, отправили на железнодорожный вокзал, где погрузили в состав, следующий на Дальний Восток.
Мои попутчики по плацкартному купе вели себя по-разному. Федор, крепкий парень с серыми глазами, с трудом стоял на ногах. Ему было тяжело после проводин. Саша, которого провожали родители, очень их стеснялся. Я послушал, как его мать назойливо и неутомимо учит его, как вести себя, если промочит ноги, напоминает о необходимости два раза в день чистить зубы, кушать все, что дают и брать добавку, и дальше слушать я не мог. Излишняя материнская забота утомляет, впрочем, её отсутствие оставляет чувство обиды и одиночества. Четвертым к нам пристроился капитан, который сопровождал группу призывников.
В плацкарте мы, расположившись на своих местах, минут пять смотрели в окно на мелькающие пейзажи. Затем Федор достал из рюкзака бутылку водки. Капитан заметно оживился. Саша, вырвавшись из-под маминой опеки, всем своим видом демонстрировал, что он свой, рубаха-парень. Я тоже поддержал компанию, но, так как никогда не пил ничего, крепче кефира, после двух рюмок отключился.