Надо действовать быстрее! воскликнула она. Мы можем всё, если только мы захотим этого!
Я хочу, отрезал вдруг омрачившийся Бирр. Но в то же время я хочу жить.
Ты трус, фыркнула Марта, отстраняясь. У нас ничего не осталось, даже чести. Зачем тогда жить?
Затем, что всё, чего больше нет, мы можем вернуть, зловещим шёпотом пояснил Бирр. Неужели ты не понимаешь? Мы можем вернуть это, но только тогда, когда наступит подходящий момент.
Он уже наступил! упорствовала Марта.
Нет. Кто поддержит нас, если мы вздумаем броситься на Короля с Королевой или на министра? Они? он вопрошающе указал себе за плечо, в сторону народа. Мне кажется, нет.
Но наши союзники
Их ещё мало. Словом, Марта, стой здесь и не делай глупостей, устало улыбнувшись, Бирр отпустил её руку. Ты же знаешь, я не могу остаться рядом.
Не уходи! жалобно попросила Марта, снова цепляясь за его воротник. Ты понимаешь, без тебя я точно наделаю ошибок!
Если я останусь, это уже будет ошибкой, отрезал он. Помнишь нашу легенду? Мы жених и невеста, круглые сироты, следовательно, по законам нравственности и благочестия, мы не имеем права оставаться вместе на торжествах и траурных церемониях.2
И почему мы выбрали именно эту легенду? возмутилась Марта.
Тише! шикнул Бирр. С вымученной улыбкой он прибавил: Согласись, вряд ли кто-нибудь поверит, что мы брат и сестра. А в то, что мы отец и дочь или опекун и подопечная тем более, отверженные не имеют права ни за кого ручаться.
Почему тогда мы не женаты? требовательно спросила она.
Судя по утомлённому вздоху Бирра, этот вопрос был глуп до крайности.
Потому, что тогда стражники потребовали бы у тебя документ, который выдаётся замужним женщинам на имя их супруга.
Марта злобно поджала губы: юридические тонкости никогда не были её коньком. Большинство принимаемых в Империи законов её раздражали или вызывали искреннее недоумение, в то время как Бирр одобрял либо не одобрял их, исходя из своих знаний и какого-то невероятного политического чутья. Сравнивая себя с ним, она часто с горечью приходила к неутешительному выводу: пусть он и приходится внуком настоящему гибриду, во многих отношениях он намного умнее неё.
Успокоилась? поинтересовался он.
В той степени, в какой это вообще возможно, язвительно обронила Марта.
Надеюсь, это надолго, сказал Бирр, маскируя свои слова неестественно широкой улыбкой. Я буду ждать тебя около Внутренних Арочных Ворот. Не вздумай пытаться пройти мимо стражи, договорились?
Договорились, уныло ответила Марта.
Не болтай ни с кем вдруг рядом окажется имперский шпион, когда последнее предостережение было высказано, Бирр, кажется, почувствовал себя легче.
Обмениваясь лицемерным прощальным объятием, Марта кисло улыбнулась. Девушки, окружавшие её, болтали о нарядах или, обливаясь слезами, прославляли Империю за её вероломство и коварство Никто не сказал хороших слов о Кеблоно. Уже не в первый раз она, стоя в шумной счастливой толпе, почувствовала себя невероятно одинокой. Когда Бирр был рядом, её грело ощущение родственности между ними. А сейчас он ушёл, оставив её наедине с враждебным к ней миром. Марта обхватила себя руками за плечи: на пару секунд ей вдруг показалось, что на площади стало по-зимнему холодно.
Но не изменение погоды вызвало у неё такую реакцию, а громовой победный марш Империи. Он звучал точно так же, как и тогда, год назад. Словно с тех пор ничего не изменилось: Кеблоно не пал, последнюю стену не проломили тараны и вечевой колокол не разбили, а вражеские войска стоят лагерем на Седьмом Кресте, готовясь к штурму. Марта понимала, что её воображение играет с ней злую шутку, а испуганное сердце бестолково начинало биться чаще. Её захлестнуло ощущение дежа-вю, когда те самые трубы в последний раз хрипло загудели, а знаменитые имперские полки на противоположном конце площади встали строем, которым шли в победный бой год назад. Те же звуки, те же люди только атмосфера иная. В прошлом году война реяла угрожающей птицей, сейчас же её боготворили и культивировали. Как будто война не несла смерть и разрушение, голод и панику. Как будто все вокруг, даже коренные жители Кеблоно, переживавшие осаду, забыли об этом. Как будто кровь их родных и любимых реками не лилась по этой самой площади, как будто эти отполированные до блеска стены не впитали в себя эхо криков и стонов умирающих. Как будто все, за исключением Марты и Бирра, сохранили в своей памяти войну как калейдоскоп красивых битв и торжествующей игры победного марша.