Женщина от общественного признания и бесконечного общения с огромным количеством людей очерствела окончательно, и так не блеща добродетелями ранее. Она сравнивала себя с большей частью народа и понимала, что добилась очень многого, как она считала, честным тяжким трудом. На этом основании Клава дала себе моральное право не считаться ни с кем. Теперь ее раздражали все, кроме явных подхалимов, но и их она воспринимала кем-то вроде насекомых или, в лучшем случае, рабов. Женщина была уверена: на место одного обиженного человека завтра придут десять и дадут вытирать об себя ноги. Конечно, ей все же приходилось раскланиваться со своими официальными работниками и даже находить какие-то слова одобрения для ведущих разработчиков, чтобы они не сбежали к конкурентам. Но по вечерам она все время убеждала супруга как можно меньше платить сотрудникам, чтобы не разбаловать их, и вести себя с подчиненными построже, максимально ужесточив дисциплину.
Такое обращение сходило с рук только при найме нелегальных эмигрантов из развивающихся стран. Факт их работы на предприятии держался в жесточайшем секрете. Поэтому второй, более просторный цех, где они трудились, был размещен в некогда заброшенном помещении завода за городом, а официальное производство, регулярно с успехом проходившее различные проверки, обслуживало лишь меньшую часть всех заказов.
Преподнося себя наследницей древнего рода, обедневшего после прихода к власти большевиков, Клавдия говорила своим новым родственникам, что сейчас мужественно повторяет судьбу всех постреволюционных эмигрантов, хотя очень любит Россию. Но так завещали ее предки, которые просто не успели уехать в нужный момент. О полунищей швее, какой она была, когда в удачный момент зашла в кабинет директора, чтобы предложить несколько своих эскизов, и о встрече там с Луи, женщина вскоре после переезда в Европу вообще предпочла забыть. Но многие, очень многие обеспеченные дамы, выслушав ее, начинали мечтательно ахать, восхищаться и умолять показать фотографии великих предков и фамильные украшения.
В такие моменты Клава говорила, что оставила все двум дочерям, слишком любившим Россию, чтобы уехать из нее навсегда. Потом она обычно доверительно наклонялась к очередной собеседнице и нашептывала той на ухо, что на самом деле она уже бабушка, что у старшенькой на Родине подрастают сын с дочерью. Они живут счастливо большой семьей, приняв туда младшую, Аню, успешно работают, поэтому о переселении не может быть и речи. Русский муж против, и он, конечно же, не отпустит старшую, Зарину, одну, так как любит ее без памяти. Да и младшая уже почти на выданье. После этого она охотно доставала несколько снимков дочек и внуков, которые, ничего им не говоря, скачала в социальной сети, и распечатав, всегда носила в бумажнике. На тех, кто уехал не так давно, вид российских пейзажей и узнаваемых интерьеров, наряду с улыбающимися детскими лицами, действовал гипнотизирующее, заставляя сделать то, что было выгодно бывшей мадам Хлюпиной или просто вызывая к ней расположение. Получив, таким образом, определенный статус в приличном обществе и создав себе имя благородной матери семейства, женщина мечтала хотя бы о какой-то маленькой безделушке, вроде фамильной табакерки с гербом, демонстрация которой моментально могла бы закрыть рот кому угодно. Но она не решалась ни составить за немалые деньги фальшивую родословную, ни купить целый набор реликвий, даже слетав за ними в Москву. Сразу не додумалась, не до того было, а потом просто боялась. В век цифровых технологий ее ложь можно было изобличить в мгновение ока. Кроме того, все возможные знакомые в ее небольшом городке уже были поставлены в известность о том, что все ценности оставлены дочерям. И все же мысль о кольце не давала Клавдии (все чаще представлявшейся как «Клаудиа») покоя.
Апофигеозом семейного терроризма в сторону сестер стали несколько звонков Луи по видеосвязи с помощью специальной программы для общения. Совладелец одного легального швейного цеха и одного нелегального, но приносившего стабильную прибыль, никак не мог допустить, чтобы к его состоянию не прибавилась побрякушка из России, так как был расчетлив и жаден не меньше жены. Он даже выступил с величественной речью о том, что в их ныне общей семье есть наследник. Это его с их матерю общий сын. Он даже потыкал в камеру орущим сопротивляющимся мальчуганом, который начал капризничать на буржуйском языке. Мужчина заявил, что его род тоже довольно знатен (возможно, он часто говорил это раньше и супруге, чем спровоцировал ее комплекс «голубой крови»), и он как потенциальный дворянин уверен: все фамильные ценности должны перейти к наследнику-мальчику. Так было принято на протяжении веков, и точка. Зара возразила, что у нее тоже есть сын, и что «сокровище» уже перешло к нему. На это Луи не нашел, что ответить, однако моральные атаки продолжались. На историю об истовом желании Клавдии снять драгоценность в своем влоге, а потом обязательно прислать обратно, ее дочери никак не отреагировали. Когда же отчим позвонил с известием о том, что за перстнем в скором времени прилетит управляющий Клавы, Аня не выдержала и сказала, что в этом кольце они похоронили бабушку, просто не хотели раньше сообщать такую информацию. На предложение приехать и выкопать драгоценность собственноручно, потому что совсем уж посторонним людям нельзя это очень личное дело доверять, мужчина покрутил носом и больше падчериц не донимал.