Он быстро пригнулся. И не потому, что все же был один шанс из миллиона, что Тейлор его узнает. Об этом не стоило беспокоиться. Но Лэрри обнаружил, что не может больше есть вырезку. То, что он уже проглотил, тяжело легло в желудке, как будто туда положили кусок свинца.
Взглянув снова, Лэрри увидел, что Тейлор сидит у стойки бара, обратив к нему свою широкую синюю спину. Лэрри поймал себя на желании оказаться в баре вдвоем с Тейлором, чтобы никого больше не было, чтобы он так же сидел к нему спиной, а у самого Лэрри был бы в руках пистолет. Он чувствовал, что глубоко завяз в этой истории, и теперь без пистолета ему из нее не вылезти. Он отбросил эту мысль, но она возвращалась к нему снова и снова, испортив ему самодовольный восторг.
Глава 10
Брет обнаружил, что люди ему больше не нравятся. Ему не нравились мужчины среднего возраста с бурыми лицами алкоголиков, направляющиеся в бары или выходящие из них. Не нравились острогрудые девочки-подростки, щебетавшие оживленными группками и зыркавшие вокруг в поисках автографов, и взрослые женщины, похожие на упитанных птиц в ярком нелепом оперении. Ему были не по нутру пронырливые молодые мужчины без шляп, с расстегнутыми воротничками, с глазами, как прожекторы, пытавшиеся поймать свой шанс. Но больше всего он не любил самого себя.
Хотя его форменная одежда была достаточно теплой, а снижающееся солнце еще грело, все же он дрожал от какого-то непонятного озноба, стоя на углу Голливуда и улицы Вайн. Высокие здания, грохочущие улицы, быстро снующие загадочные толпы устрашали его. У него возникла постыдная тоска по своей комнате в госпитале и еще — по Пауле. Тоска по дому переросла в головную боль, которая давила на череп, как резиновые колеса. Материя, затянувшая окно магазина, от ветра вылезла наружу и втянулась внутрь наподобие эластичных стеклянных занавесей, спертый воздух разлетался в разные стороны со свистом.
Напротив остановилось незанятое такси желтого цвета, и он сделал отмашку. Такси было укрытием, куда он мог забраться. Ему надо было побеспокоиться также о том, чтобы снять комнату на ночь. Неизвестно, правда, на одну или на много ночей. Время и пространство слились в единый нереальный поток, проносившийся мимо него непонятным образом. Его завтрашний день олицетворял Лос-Анджелес, который мало кто хорошо знает, а он его вообще почти не знал.
Переходя улицу по направлению к поджидавшему такси, Брет почувствовал, что движение давит на него с обеих сторон, подобно прошлому и будущему, которые неразрывно связаны с настоящим. Но аналогия была неверной. Время двигалось по замкнутому кольцу, похожему на круг ипподрома. Он повторял себе это при каждой возможности. Он оказался в замкнутом круге, выходом из которого могла стать только смерть. Игра для отчаявшихся самоубийц.
— Куда вас отвезти? — спросил водитель.
— Вы знаете кафе «Золотой закат»?
— Заведение на улице Раунд? На этой улице есть кафе «Золотой закат».
— Думаю, это оно.
Они поехали по городу, мимо района Чирико, который застыл в бледном вечернем сиянии, а это мысленно переносило к другим аналогичным видам. Он почувствовал облегчение, когда подъехали к более старой части города, к районам трущоб и полутрущоб. Здесь ощущалось присутствие человеческого духа, может быть, потому, что в отличие от огромных полупустынных пригородов здесь вопреки своей воле жили и умирали поколения людей. Его голова еще трещала, как под давлением резиновых обручей, но напряжение вроде бы начинало ослабевать. Когда он вышел из такси на улице Раунд, к нему уже вернулись легкость и решительность.
Во всех окнах сверкали неоновые рекламы коктейлей. Надпись над дверью гласила: «Золотой закат», жареная курятина и отборные креветки".