Она даже становилась в кровати на голову ради меня и все такое. Мы дрались подушками. Во время еды мы тоже играли. Я должен был сделать глоток, когда она коснется стола всеми десятью пальцами. У нее были красивые руки.
— Вы запомнили ее смерть?
Взгляд мечтательных голубых глаз стал жестким.
— Нет. Подождите... Кое-что я помню. — Глаза Брета потускнели, взгляд стал отсутствующим. Коричневое от загара лицо разгладилось и просветлело, как будто на него надели маску молодого человека, чтоб извлечь прошлое. — Я вошел в ее комнату, а она была мертва. Иногда ночами, когда я чего-то пугался, она разрешала залезать к ней в кровать и оставаться там, пока не засну. В ту ночь мне приснился страшный сон, и я пошел к ней в комнату, но она была неподвижной и холодной. Я видел ее мертвое лицо при свете лампочки, стоявшей у изголовья кровати. Руки были сложены на груди. Я дотронулся до ее лица, оно было такое же холодное, как мокрая одежда.
— Была ли на ней ночная сорочка? — Клифтер вспомнил, что Лоррейн была голая, когда ее обнаружил Тейлор.
— Нет. — Ответ был совершенно однозначным. — Она была одета в черное шелковое платье с кружевной оборкой на шее. Глаза закрыты, а голова лежала на белой сатиновой подушке. Я не знал, что она умерла, пока мне не сказал об этом отец. До этого я еще не видел мертвого человека.
— Спала ли обычно ваша мать на белой сатиновой подушке?
— Разве я могу запомнить такую вещь? Моя мать умерла, когда мне было четыре года.
Клифтер не стал указывать на то, что Тейлор сам припомнил эту деталь. Эта тема, казалось, расстраивала молодого человека, поэтому Клифтер на время оставил ее.
— Скажите, часто ли вы вспоминаете о смерти матери, мучительно ли это воспоминание для вас?
— Вы имеете в виду, вспоминал ли я в детстве?
— Да.
— Я вообще редко думал о матери. Одна из причин заключалась, вероятно, в том, что отец никогда не упоминал о ней. Думаю, что он, наверное, горевал о ней в одиночестве. Конечно, он не был счастливым человеком, так и не женился снова, но, насколько я помню, о ней он не говорил. Даже не отвечал на мои вопросы о ней, эта тема вообще была запретной. Понятно, у меня возникло впечатление, что с этим что-то неладно, но я так и не осмелился спросить его, в чем дело.
— Может быть, он не любил мать?
— Может быть, и не любил. Эта мысль не могла прийти мне в голову, когда я был ребенком, но позже я думал об этом. Я уже сказал вам, как он вообще относился к женщинам. Воспитывая меня, отец внушал мне относиться к ним как к лицемеркам, как к нежным щупальцам вселенской грязи. Это продолжалось, пока я оставался дома, а я жил вместе с ним до семнадцати лет, если не считать семестра в подготовительной школе. Мне не позволялось водиться с девчонками. Он не разрешал мне купить девочке стакан содовой воды или пойти на смешанную вечеринку. Я стал ухаживать за девочками только после его смерти, уже на старшем курсе в Чикаго, но у меня с ними ничего не получалось. Я был девственником до свадьбы. — Он поторопился поправить себя: — До ночи накануне свадьбы.
Была ли это Паула Вест? — подумал доктор. Конечно, она бы ему сказала. А может быть, и утаила бы. У каждой женщины, как и у каждого мужчины, есть свои секреты.
Брет понял, о чем подумал доктор, и ответил на незаданный вопрос.
— Я переспал со своей женой накануне свадьбы. Любопытное обстоятельство, — неуверенно добавил он. — Мне это приснилось сегодня утром. — Он рассказал Клифтеру, что запомнил, о приснившейся ему мягкой кукле. — Вероятно, это означает, что я женился на Лоррейн под впечатлением моральных взглядов своего отца?
— Или переспали с ней в знак протеста против него? Сон может иметь много значений. О вашем сне мы поговорим в другой раз.