Сосновский вынул круглую коробочку. Валерий с недоумением покрутил ее перед глазами.
- Ты можешь определить направление север-северо-восток?
Художник подержал компас на ладони, дожидаясь, пока успокоится стрелка.
- Сюда?
- Сюда. Отправляйся к водопаду и отмеряй от подножья ровно сто тридцать семь шагов на север-северо-восток.
- Повинуюсь, потому что абсурдно.
Пока он вышагивал по дну теснины, Сосновский заметил:
- Если это не шаги, а метры, возможно расхождение.
- Вряд ли у него была рулетка.
- Эй! - закричал художник. - Что дальше?
- Стой на месте.
Мазин подошел к Валерию, взял компас и направился к Красной скале. Оттуда он отсчитал пятьдесят четыре шага и вернулся почти на то же место, где ждал художник. Речка здесь срывалась с уступа небольшим водопадиком, под ним виднелось углубление, куда не проникал поток. В углублении зеленели мхом камни.
Мазин присел на корточки.
- Неужели вы думаете, что там, внизу, золото? - спросил Валерий присмиревшим, изменившимся тоном.
- Не уверен.
- Я спущусь, - предложил Валерий.
- Поосторожнее. Не поскользнись.
Художник двумя прыжками соскочил вниз и, прижавшись к откосу, протиснулся в углубление, не задев потока. Сверху были видны спина и затылок с растрепавшимися волосами.
- Есть!
Он повернулся в волнении, и вода хлестнула его по лицу.
- Что?!
- Ящик железный, вроде тех, в которых возят кинофильмы.
- Ты можешь вытащить его?
- Попробую.
Валерий дернул за ящик и отскочил, снова попав под водопад.
- Он легкий! Это не золото.
- Оставь ящик и вылезай. Вскрыть его может только следователь. Как положено по закону.
Валерий растирал по лицу брызги.
- Что ж произошло, Игорь Николаевич?
- Что понял, расскажу...
Они сидели на широком брезенте, который летчик вытащил из машины. Посредине Мазин положил испачканный носовой платок, портсигар и почерневшие, обожженные в печи подковки с ботинок.
- Передаю вам, Дмитрий Иванович, - сказал он.
- Вот еще, - буркнул Филипенко и бросил на брезент гильзу. - Пуля в пруду, Игорь Николаевич.
- Нож я передал вчера, - заключил перечень Сосновский.
Мазин отодвинул гильзу немного в сторону.
- Не знаю, как начать... В плане поиска или шире? Попробую, как получится. Завершилась трагедия, растянувшаяся на много лет. Случай облек ее в драматическую форму, так что разгадка непонятного выдвинулась на первый план. Но все тайны рано или поздно раскрываются, силлогизмы уступают место раздумьям, проблемы криминалистические сменяются нравственными, человеческими... Впрочем, я собираюсь держаться в рамках фактов.
Был паренек. Талантливый паренек. Он еще не знал, что талантлив. Так случается нередко, особенно в молодости. Люди склонны переоценивать свои возможности, но бывает и наоборот, их не замечают. Он совершил ошибку и поплатился за нее строго. Закон для всех одинаков, однако сами мы разные, и время течет для нас по-разному, особенно за решеткой. В семнадцать лет оно может показаться бесконечным. Три года для заматерелого преступника семечки, Михаилу Калугину (я буду называть его так) они представлялись вечностью.
Он пытался бежать, и срок увеличился. Да, Валерий, Михаила Калугина поймали. - Мазин повернулся к художнику, собравшемуся возразить. Кушнарев не обманул меня. И тебе отец сказал правду. Но Кушнарев сказал о первом побеге, а Михаил Михайлович имел в виду второй. Он спешил и говорил только о главном.
Срок увеличился... Теперь ему и конца не было. Парня охватило отчаяние. Поставьте себя на его место - и вы поймете! Я не оправдываю Калугина. Он совершил уже две ошибки, и обе, с точки зрения закона, были преступлениями. Закон действовал неотвратимо, но справедливо. Однако ему, человеку, предельно эмоциональному, положение казалось безнадежным...