Были и будут, подбодрил его Боценко. Крепись.
Я только этим и занимаюсь. Но в Одессу я действительно ездил: отдыхал и возвращался однажды до того потратился, что в несся обратно в плацкарте. Ночью меня разбудили. Глубокая ночь, ни призраков, ни летучих мышей, но в вагоне происходило активное перемещение; я прислушался к разговорам и уяснил для себя основания людской взволнованности. Народ метался по вагону из-за сумки.
Какой еще сумки?
Эта сумка, пояснил Седов, лежала на верхней полке, которую до недавнего времени занимал некий дагестанец. Или армянин. Точно никто не знал, но сейчас его в вагоне было, и народ
И народ, сухо заметил Михаил, с никем не оспариваемым правом подумал, что в сумке бомба.
В сумке бомба, а в вагоне ни легавых, ни саперов. Паника в нем. И разбуженный я.
Человек без специальных знаний.
Не герой, трезво оценил себя Седов. Однако действовать стал как раз я. Во мне осталось совсем немного жизни, но мне бы все же не хотелось, чтобы мои веки прикрыли монетами никакими в том числе и выпущенными не централизованно: из золота, в Невинномысске, с лицом директора птицекомбината
Ну и как ты поступил? поинтересовался Боценко.
Выбросил эту сумку в окно. Я понимал, что рискую чужими жизнями, но я рисковал и своей: жизни во мне, конечно, немного, но на карту я тогда ну так, в принципе немало поставил.
И она сыграла.
Сыграла, согласился Седов. Но ничего не выиграла.
В тот визит в Одессу Седов спал с несколькими женщинами: «у тебя ко мне что-то такое, детка ты ее чувствуешь? любовь чувствует каждый бегущий от нее»; от головы одной из них ужасно пахло: она мыла ее дважды в день, но ничего не помогало. И не поможет: Седов догадался почему.
Ей ничего не сказал.
Она разболтала ему о многом: о клубах и дискотеках, цене своего нового купальника и полнейшем непонимании исходных пунктов его мироощущения, вполне позволяющего ему купаться в семейных трусах, но Седов не сказал ей даже об этом. Не проговорился он и том, что Чарли Паркер переходил из тональности в тональность гораздо быстрее собаки быстрее, чем она способна сделать нюхательное движение: лучшие из них делают пять подобных движений в секунду, но это же Чарли Паркер, неповторимый «Bird», изо всех сил старавшийся уйти от героина посредством беспробудных запоев внеземной Папа-Пар, не променявший талант на долгую и счастливую жизнь.
Его огонь неугасим. Местные интересы ему, как кроту солнце. А от головы Маргариты Евтениной плохо пахло от того, что в ней умер мозг.
От ее головы шел трупный запах.
Амиго!
Угу
Ты летишь! Твои крылья горят!
Так и есть
Чем ты недоволен? вкрадчиво спросил Михаил у надолго примолкшего Седова. Когда ты выбросил эту сумку, никто ведь не пострадал?
За редким исключением.
В смысле?
Если ты о том, что никто не загнулся, то, верно никто. Но пострадавшие были Хозяин той сумки, Мишаня, дагестанец ли он, армянин, но он вернулся веселым и хмельным: он выпивал в соседнем вагоне со встреченными в поезде знакомыми. Радостно улыбнувшись окружающим, он заглянул на свою полку, а его сумка уже отсутствует как ты понимаешь, ее и на прежнем месте и быть не могло. Я же ее в окно выбросил.
Неприятная ситуация И за счет чего ты из нее вышел?
За счет того, сказал Седов, что народ абссолютно безмолствовал. Я на это, честно говоря, не рассчитывал одеваю ботинки, чтобы в драке пальцы на ногах не поломать, составляю в голове приблизительный план сражения, но ничего этого не понадобилось. Да Сюрприз Не подвел народ.
В коем веке.
Люди, стоящие у станка, не читают серьезную литературу, не ходят по музеям и лекториям: они самодостаточны. Седов же думает, он думает он обездоленно парит новая любовь далека, выгода в неблагоприятном, после этой затяжки дым из моих легких просто так не выгонишь, ты, девушка, почувствовала, как неплавно только что крутанулась Земля? Я пустынен, суров, до полусмерти прибит посылаемой в меня энергией непонимания; в метро ездят одни неудачники, время побед пришло время побед надо мной: Седову не раз снилось, что он сидит в громадном ковше экскаватора.
В его убежище полно змей, у них количество и ядовитые зубы, а у Седова лишь тростниковая дудочка.