Но его сподвижники уже там, они постараются его отбить: из-под Хосе Валенсиано вышибают опору, однако его мучачос идут к нему на помощь, они прорываются сквозь тесные ряды регулярной армии; у Хосе Валенсиано очень сильная шея, и он сможет продержаться до их подхода Хосе сумеет продержаться в петле, не подохнув, но его женщина, пылкая мулатка Франсина Суарес не в состоянии смотреть на его мучения; подбежав к Хосе Валенсиано, она повисла у него на ногах, Франсина гулко прокричала: «Хосе, Хосе!! Я не умею жить без тебя, вместе с твоей жизнью они забирают и мою, Хосе, Хосе, зачем же тебя у меня отобрали?!».
У Хосе Валенсиано крайне мощная шея, но не беспредельно пять секунд, восемь, двенадцать, и Франсина Суарес с ужасом слышит, как у Хосе Валенсиано ломаются шейные позвонки.
Она висит у него на ногах.
Франсина непереносимо страдает как следует из краткого коммюнике базирующегося вдалеке от Земли информационного агенства «Звездный Ранверсман»: она ненадолго пережила своего возлюбленного».
Лет на сорок, сорок пять.
По их представлениям это мизер.
Господь плывет в невесомости, с трудом уклоняясь от астероидов, поделился своими предположениями Михаил Боценко. Я ему сопереживаю, желаю удачи, выхожу из полудремотного состояния, далее я поведаю о себе, как о заурядном члене общества, такого во мне тоже хватает общаясь с огромным количеством людей, я крайне избирательно подбираю компанию для выпивки. Исключительно с собой и пью.
Но за двоих.
В обычные дни, да. Но в праздники я могу накачаться и за четверых. И главным образом из-за того, что разочарован.
Все разочарованы.
Но я, вспыхнул Михаил Боценко, разочарован не в любовнице, не в патриархе и не в правительстве: не в поступи окружающего мира. Я, братишка, в себе разочарован.
Это последняя стадия, вздохнул Седов.
Неоперабельная.
А жизнь, сказал Седов, входит и выходит. В тебя. Но в других не меньше входит и выходит, входит и выходит, точнее сравнения не подберешь. Входит и выходит.
Как бы имеет.
Верно, Миша. Жизнь нас имеет.
Под ногами скверно, мокро чтобы не заляпать штаны, их пора подтягивать, и на ум приходит малоизвестная притча о царьградском строителе мостов Драплоблюде Спадниче он взирал на солнце, терял зрение, ослеп, но после этого он стал смотреть на солнце через лупу.
Спаднич выжег себе глаза.
Седов не знает, в чем моральное значение этой притчи.
Боно о ком-то поет: «You re not only one starring at the sun».
Бородавки тоже бывают злокачественными.
В череде придуманных Седовым притч эта одна из самых удачных. Седов сподобился сподобится ли Боно перечислить все четыре волшебных сокровища Ирландии: камень судьбы, копье победы, котел изобилия, меч света?
Точит ли фигуристов мысль о недалеком конце всего сущего? простит ли цыганская гадалка взорвавшуюся в ее руках колоду карт? Седов бы простил.
Я, сказал он, нередко выхватываю из снов интересные образы. Как пить дать Или образы, или несколько поэтических строк, но я их постоянно забываю выхватил, а записать нечего. У меня плохая память. я думал, что у меня плохая память, но затем я понял: не в ней моя проблема, я же ничего не выхватил думал, что выхватил и забываю, а на самом деле ни образов, ни строк одни проблемы. Не с памятью.
И то хорошо, улыбнулся Боценко.
Я бы так однозначно не говорил, нахмурился Седов.
А я скажу. Насчет милейшей женщины, ее памяти и моей памяти о ней. Как-то вечером я увидел у себя во дворе неспокойно метавшуюся даму она была в домашнем халате и бормотала себе под нос имя какого-то Павлика. Погода тогда стояла теплая, но выходить из дома в халате, по моему субъективному мнению, все же довольно странно. Два дня спустя я увидел ее снова она подошла к сидящей у подъезда молодежи и спросила у них: «Не знаете, где мой Павлик? А то я уже начинаю волноваться я жду его к ужину, разогреваю котлеты с рожками, но его все нет и нет. Не знаете, где он?». Я не расслышал, что они ей ответили, но сразу же догадался она сумасшедшая: ее сын, вероятно, погиб, вот она и помешалась. Не стал бы человек в здравом уме по улице в халате ходить. Ни за что бы не взялся. И знаешь, чего мне захотелось?
Ну? спросил Седов.
Ее, плотоядно процедил Боценко.
Как женщину?! Никак по-иному?