Сейчас мы ее она ни к кому не побежит жаловаться шучу я, шучу слон показал. Подгадав момент, когда она отбежала к его короткому хвосту, он замахал здоровенными ушами: птица у него на спине. Присела, внимательно смотрит, затем и сама попробовала.
Неудачно.
Она упала на землю, слон ее поднял, вновь усадил на спину и чуть медленнее, позволяя ей получше рассмотреть технику, помахивает перед ней ушами, словно крыльями; он машет, она следит за взмахами его ушей, немного помахивая ему под стать своими крылышками: она научится, «Топчан» не встанет, дважды судимый ныряльщик спрячет жемчужину между зубов целомудренной касатки, у Фролова ужасная боль в спине, он помнит девочки из ада он знает главная книга Коперника вышла в день его смерти; дворецкий не зовет Фролова пить чай пепел неодинаков, оккультная чистота намерений не тяготит, Фролов изысканно озадачен
Ты что, мужик, себе эту бутылку забрать хочешь?! проорал на него потерявший терпение «Топчан». Не смей, я ее первым увидел! Если что, без разбора не обойдемся!
Да о чем вы
Не зли меня бутылку сюда, а сам отсюда!
Секунду Сказал же, секунду.
Ничего не попишешь Фролов не трагическая фигура. Он нерасторопен в вопросах веры и не против вырваться на свободу из своего долговязового тела; нет ни одной стены, показав на которую, он мог бы сказать: «там висят мои пистолеты».
Он не повторяет вслед за Седовым: «она на шоппинг, а я на дринкинг и, если повезет, на факинг»; среди растлителей малолетних попадаются хорошие налогоплательщики, пермские евнухи требуют обратно свои оторванные яйца, чтобы стрелять ими из рогаток, Седов сходит со Сретенки. Она уже закончилась, и Седов откусывает большие куски эскимо под стелой со словами Крупской: «Марксизм для меня величайшее счастье, какого только может желать человек».
Под этим изречением собачье дерьмо, товарищ Седов и затоптанная бумажка, красочно обещающая «Все виды пирсинга»; там же бьют фактически не сопротивляющегося узкоглазого самолюба. Его долбят в две руки, сопровождая побои поясняющими комментариями: «я бью тебя за то, что ты не белый не белая раса. А я белый. Поэтому я тебя и бью».
Шутишь. Лжешь. Посторожней с поднятием волны избивающий данного бедолагу индивид в глазах Седова не во всем белый. Покрывающий парня загар делает девятнадцатилетнего разнорабочего Анатолия «Мюллера» несколько чужеродным для совершенно незагорелого Седова.
Анатолий будто бы сегодня с юга, Седов туда тоже ездил раньше. Сейчас у него нет на это денег, и, обращаясь к «Мюллеру», Седов не ставил во главе угла интересы этого корейца.
Японца, китайца, вьетнамца.
Или монгола.
Да какой ты, мать твою, белый? сурово спросил Седов. Вот я белый. Сколько ни пытался загореть, ничего не получалось кожа краснела, шелушилась и неприятный зуд. Как говорится: «лужи, дождь ботинки не промокли. Но стоило на них нассать, как уже насквозь». Еще и апостолы на тачанках. Не видел их?
«Мюллер» отрицательно покачал головой. Он уже никого не бьет; учащенно хлопая глазами, Анатолий их тем самым проветривает.
Седов уходит узкоглазый идет за ним. Не выглядя призраком и спотыкаясь: оказавший ему помощь Седов не без оснований рассчитывает, что «Сухэ-Батор» его отблагодарит. Хотя бы купит пива.
Мужчины еще никогда не кричали Седову в спину: «эй, мужик, давай познакомимся» в личном плане у Седова сейчас период напряженного затишья.
Господь самый лучший собеседник, Он все время молчит, умение молчать очень важная черта; Седова не устраивает объем его собственного духа, но у него не имеется потребности повесить над кроватью фотографию улыбающегося Махараджи Джи; не подбирая чужих монет, Седов обернулся. Узкоглазый исчез. Но не с концами, он где-то здесь в любимом городе, навеявшем Седову гнетущие пароксизмы сознания: кордоны ГАИ опять преграждают путь повозке с волхвами автоматы к плечу, стрельба по колесам, с неуемным гонором разгоняются облака, барды поют: «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» Седов рад, что они собрались именно там, а не рядом с ним: звуковые атрибуты дороги в никуда, саламандра в полураскрытой ладони, бескорыстный скептицизм, скоро придется делать сноску на случайно встреченном в тексте слове «любовь» никтофобия, гетероаллелизм, любовь Седов слышал о том, как споры-семена папоротника помогают стать невидимым: их надо положить в ботинок первый, еще несколько ага, хорошо Седов так и сделал. Он не скулит. Не пускает штормовую волну на водной глади унитаза ногу стер, невидимым не стал, но воздух кланяется.