Я не знаю, как его зовут, сказал Нестеров, однако я был знаком со многими. Даже с круто мыслящим снабженцем Вольдемаром Жабиным. Он говорил: «Со мной трудно жить, но легко выжить», но вы о нем, вероятно, не слышали: его еще лет семь назад дрезина под Ростовом переехала.
Да, согласилась она, слышать о нем мне не довелось. А моего мужа зовут Николаем Федоровичем Чиплагиным. Девушка кротко скривилась. Но его так не зовут.
Чего? не понял Нестеров.
Его так звали.
Это само собой. Никаких поблажек ни для человека года по версии «Аль-Каеды», ни для нашей партийной элиты. В мужчинах после общения с ним вы, я надеюсь, не разочаровались?
Он не был особо общительным, ответила она. Я к тому, что в прямом смысле он говорил немало, но в смысле постели Николай Федорович знал самый минимум слов.
Но все в точку? попробовал выдавить улыбку «Князек».
Даже в несколько.
Несказанное давит, в глазах стоит туман с тобой плюс тридцать, парит я трезвый, как баран; Игорю Нестерову понравилась ее спокойная уверенность в неотвратимости продолжения жизни и он предложил этой женщине начать существовать вместе на второй день после ее согласия выпить у него на «Красногвардеской» пару сухого.
Она не отказалась и стала жить, как вместе с Нестеровым, так и раздельно со своей былой свободой посещать могилу скончавшегося мужа в любое время, кроме уже прошедшего.
«Я завидую тебе, Игорь».
«В чем же?».
«Ты не боишься сойти с ума».
«Гы-гы».
«Ха-ха».
«Да уж»; с «Князьком» она встречалась не только в кровати: они слушали друг друга, Билли Айдола, «Текилу джаз»; не почитая священных рек, курносая Ирина по мужу Чиплагина, по крови Вороновская постоянно спрашивала у Нестерова к кому он тогда приходил на кладбище.
Мне было бы интересно это знать, говорила она. Человек в той могиле нас тоже в какой-то степени познакомил. Нам просто необходимо к нему как-нибудь сходить.
Нестеров тогда на кладбище никого не навещал, ни над кем не склонялся, ни в чем не ущемлял слабую нервную систему, но Ирине он в этом не признался: не полез на рожон.
Хочешь? на третью неделю их знакомства спросил «Князек». Знать? Хочешь знать? Да пожалуйста! Покажу.
И они собрались, пошли, Вороновская с цветами, Нестеров в цепких объятиях мыслительной комы напряженно смотрит по сторонам, подвергает сомнению свои медиумические способности и подбирает подходящую могилу.
Впритык к одной останавливается. В ней лежит некая Анна Мироновна Кучина, и Игорь заявляет Ирине, что это его мать. А он ее незаконнорожденный сын.
Ворчали сороки, шумела землечерпалка, могила Анны Кучиной пребывала в совершенном запустении; «каким бы ты ни был сыном, сказала Ирина хорошим, больным или незаконнорожденным, она все равно твоя мать. Мне еще не приходилось чувствовать себя матерью, но я, Игорь, пока довольно жива, а вот когда я умру, мне будет нужно совсем немного: ухоженная могила и редкая слеза памяти»; попеняв Нестерову за бессердечие, Ирина принялась наводить на могиле Анны Мироновны Кучиной обременительный материальными затратами порядок.
Купила дорогой венок, наняла людей, чтобы они перекрасили птичий помет на ограде в устойчиво черное; «Князек» ей не мешал. Взирая на действия крайне отчужденно и насупленно.
Может, нам и камень на ее могиле сменить на менее растрескавшийся? спросила Ирина. Как думаешь?
Я думаю, не стоит.
А она для твоей могилы, наверное бы, ничего не пожалела. Или отношения между вами к этому не располагали?
Пожалуй, нахмурился Нестеров.
Но все равно. Она твоя мать и ты не вправе о ней не заботиться. Камень оставим, как есть, но ходить к ней мы будем регулярно: у покойников тоже есть интерес, чтобы вокруг них время от времени происходило небезразличное движение близких им людей.
Как скажешь, бэби, не глядя на нее, пробормотал Игорь. Отныне я и возле твоего мужа обязан каждую неделю с серьезными глазами ошиваться?
Тут уже твое дело, он тебе человек чужой. И хотя твоя мама мне также не родная, я стану приходить к ней, словно она мне
Все, я согласен, резко перебил ее «Князек».
Она для меня, гнула свою линию Ирина, отнюдь не родная, но моя моральная платформа предполагает
Все, все! Договорились!
Голова моя свежа, но в ней нету ни шиша два раза в месяц, по субботам, они приходили на Котляковское кладбище и немногословно, по часу-полтора стояли у последнего пристанища Анны Мироновны Кучиной.