«Посмотри, Марина, на небо. Столько звезд».
«Удивительно».
«И ни одной не видно».
«Фантастика».
Бьют или собираются бить: выясним на месте, разгоним горькие воспоминания Редин уже вмешивается, он идет к ним, не останавливаясь для того, чтобы лишний раз подумать; на Тверском бульваре дети дрались один на один, в Орехово двое на одного, и все они не дети, темно здесь побиты фонари, затушены факелы, столь поздним вечером Редин называет хлорид натрия просто солью, двое с атакующей стороны они женщины.
Редин с женщинами еще никогда не бился, но той, которую избивают две другие, наверное, не до его принципов, и Редин ей поможет: ему не привыкать быть сытым своей никчемной жизнью и без тостов с черной икрой.
Вас, женщины, сказал Редин, двое, а она одна. И я вам, скорее всего, не позволю ее бить. Поскольку когда один бьет троих это еще допустимо, но когда двое бьют одну
Не одну, а одного, перебила его измышления масластая блондинка с замысловатым изгибом бедер.
Кого одного? нахмурился Редин.
Его одного. Он, мужчина, между прочим, тоже мужчина. Так что, идите куда шли, мы тут как-нибудь сами наши дела утрясем. Без вашей пьяной рожи.
Редин недоверчиво всматривается точно, мужчина, они бьют или собираются бить мужчину, он крайне низкий и худой, но все же мужчина; Редину совершенно непонятно, с какой стати он им столько позволяет.
Вы правда мужчина? спросил у него Редин.
Мужчина ответил Игорь «Князек» Нестеров. Доказывать я вам это не буду, но поверьте мне на слово мужчина я, мужчина
Но раз вы мужчина, пусть плюгавый, но мужчина, то как же вы дошли до такой жизни, когда вас бьют даже не мужчины?
Они меня еще не бьют. Нестеров брутально вздохнул. Но их двое, а я один! Каждая из них является моей любовницей, и сегодня они впервые увиделись: случайно я не виноват в том, что они собираются меня бить, я говорил им: «Не волнуйтесь, одна другой не помешает, я и с двумя, если вы не против, в постели справлюсь». Но они разошлись и кричат: «Это не ты с нами, а мы с тобой справимся!». Недалекое бабье племя, постыдная нехватка интеллектуальных способностей я еле успел успел выбежать на улицу, но они выскочили за мной
А на улицу зачем? спросил Редин. Я где-то слышал, что одним из камней преткновения между восточной и западной церковью является трактовка заповеди «Не укради» восточная не распространяет ее на воровство у государства. А вот вы выскочили на улицу. От женщин не за третьей из них. Зачем? Двое на одного, двое за третьего
Какого еще третьего?
Такого, ответил Редин. Вам не обязательно знать. Итак, зачем вы выбежали?
Затем. У меня дома и хрусталь, и саксонский фарфор, да и мебель хорошая: жалко, если все покрушат. Почесав правый висок, Игорь «Князек» продолжил стоять в пол-оборота к невидимому отсюда Константинополю: к высокой колонне с отрубленной головой последнего Палеолога. На улице, к тому же, можно рассчитывать на помощь. На благотворное участие во мне людей, зверей, похожего на полтергейст дождя из полоумных пеликанов. Да-да! хмм наконец, на возвращающихся с шабаша дружинников. И мне, как видите, помогли. Мне помогли вы спасибо вам за то, что я не один, кто не желает, чтобы меня прикончили.
Игорь Нестеров благодарен Редину, как травоядный спринтер престарелому хищнику. Редин ему кивнул: «Dont mention it, дядя, я тебя понимаю, но к чему тебе легкомысленное отношение к последнему восплощению, что тебе моя неразделенная любовь к богобоязненной стриптизерше Хелен, обесценивающейся с каждой ночью и называвшей Марциала марципаном; тяга к ней так и дошла у Редина до головы. Противоречащие друг другу подходы к лидерству в кровати, неискоренимые различия в оценке все более голубеющей сцены Редину не хотелось, чтобы Гамлет был педиком, ей это было без разницы: «лишь бы он, говорила она, показался мне замечательным парнем» двое женщин следят за его беседой с Нестеровым с нескрываемой прохладой: в Орехово душный вечер, а в них никакого соответствия миролюбивому настрою Игоря «Князька». И Редина. Уже отмахавшегося на сегодня кулаками.
Они на взводе, обозленно молчат, Редин беспрепятственно настраивается на четкую волну самодостаточности; не оставляя своих рязанских привычек, Игорь Нестеров заманивает Редина в нежелательную западню карательного контрнаступления.