Но пасмурные мысли, оказывается, полностью меня не покинули, что и выяснилось , как только появился Цыпа. Неожиданно для самого себя я сказал: - Давай-ка, брат, на Широкореченское кладбище заглянем. Киса, наверно, обижается. Сколько уже месяцев не навещаем. Неинтеллигентно это. За какие-то полчаса шипованные колеса "мерса" перенесли нас из суетливо-безалаберного мира живых в спокойно-задумчивое царство мертвых. Бесконечные строгие ряды памятников и крестов на старательно укутанных травой холмиках настраивали на лирическиминорный лад. Поддавшись настроению, я даже купил у какой-то бабки-хапуги венок из живых цветов. Обыкновенные лютики и васильки, а содрала с меня, как за аристократичные черные розы. Нет предела человеческой жадности, в натуре, на всем готовы свой подлый бизнес делать! Небось, и венок-то не ее, а с чьей-нибудь свежей могилы. Впрочем, ладно, каждый зарабатывает, как умеет. Не с кистенем же на дороге бабульке стоять! Годы и силы далеко не те. Обратно пойдем, надо, пожалуй, не забыть бедной старушенции милостыню подать. Глядишь, где-то там, наверху, мне за это зачтется. Не может ведь быть, чтобы небесная канцелярия только грехам счет вела, а добрые дела пускала побоку. Не зря же существует понятие о некой Высшей Справедливости. Приобретенный нами участок кладбища смотрелся подобающе ухоженным. Могилы Кисы и Карата содержались в полном порядке ни мусора, ни пустых бутылок рядом не видать. Тут явно сторож постарался, не зря каждый месяц отстегиваем ему продуктово-алкогольную поддержку со склада "Кента". Я обратил внимание на то, что пустовавшие ранее отрезки нашей земли украшали сейчас деревянные колышки с какими-то фанерными табличками. - Кто посмел хозяйничать на чужой земле? - спросил я Цыпу, подходя к ближайшей табличке. Прочитав надпись, я так удивился, что на какое-то время даже потерял дар речи. На фанерке черной нитрокраской чьей-то рукой старательно-любовно была выведена моя собственная фамилия. Год смерти, правда, отсутствовал. Это обнадеживало немного. - Твоя инициатива? - догадался я, глядя на довольную рожу соратника. - Моя! - гордо признался тот. - Я разбил наш участок на пятнадцать могилок. Тебе, понятно, в два раза больше земли, чем остальным. Поместил всех строго по ранжиру. Лучшие наши ребята! Пусть знают, как их высоко ценят, раз даже место заранее припасли. - Сомневаюсь, что это их сильно вдохновит! - нервозно усмехнулся я. - А кого рядом со мной поместил? - Себя, - Цыпа скромно отвел глаза и смущенно добавил: - Если не возражаешь, Евген, я бы хотел справа от тебя находиться. Как в жизни... Горло мне сдавил какой-то дурацкий спазм. - Не возражаю! Выпить бы надо. Да и на Кисин холмик капнуть, прочистив горло, сказал я. - Не в курсе, до лабаза здесь далеко?
- А я припас на всякий случай! - радостно сообщил телохранитель, извлекая из заднего кармана брюк мою серебряную фляжку с коньяком. - Прихватил из бара, пока ты одевался. - Соображаешь! - похвалил я Цыпу.- Правда, воровские у тебя какие-то замашки. Почему просто бутылку было не взять? Серебро больше в кайф? - Не-е. Фляжка удобней в карман влазит. - Ладно! Проехали. Давай помянем по христианскому обычаю Кису, да и Карата заодно. Пусть спокойно братва спит. Через четверть часа мы направили свои стопы в обратный путь к автостоянке у главного входа на городское кладбище. - Пользуйся моей добротой! - сказал я, засовывая в крючковатые, костлявые пальцы давней старушенции десятитысячную купюру. - А если венок наш с могилы сопрешь, то Бог тебя строго покарает. Или я, накрайняк... Учти, бабулька! Свершив сие богоугодное дело посильной помощи сирым и убогим, я в приподнятом настроении сел в машину. Впрочем, возможно, приступом оптимизма я был обязан всего лишь обычному действию благородного коньяка многолетней выдержки.