Да и грязь с них сошла не до конца. А ногти - смотреть жутко... - Живу вот... И ничего не знаю...
- Как это так? Амнезия? Потеря памяти?
- Вот вот.. Точно, именно так. Полная амнезия, потеря памяти... Ничего не помню, ничего не знаю, ничего никому не скажу... Можно я выпью?
- Да можно, конечно... Ладно, за все хорошее, Александр...
Опрокинув рюмку в рот, Санька принялся пожирать остатки сыра с белым мягким хлебом. Делать это было довольно сложно, потому что передних зубов у него не было, торчали одни обломки. Вера выпила тоже, внимательно глядя на своего странного гостя.
Потом он поглощал жареную картошку с мясом, заедал свежими огурцами... И тем не менее, продолжал оставаться голодным. Вера открыла банку шпротов, порезала ещё колбасы, поставила чайник... А он все ел и ел...
- Спасибо, - широко улыбнулся остатками зубов бомж Санька. - Очень вкусно... Давненько я так не ел...
- Курить хотите? - предложила Вера.
- А у вас есть?
- Есть. - Она вытащила из сумочки пачку "Вирджинии-Слим" с ментолом, протянула сигарету гостю.
- Какие сигареты... Надо же... Никогда таких не курил...
Он взял спички, чиркнул, галантно поднес к сигарете Веры, потом к своей. С искренним наслаждением затянулся.
- Хорошо... Как все это прекрасно, - произнес он. - Я все это помню, такие ощущения, только не помню, когда все это было... Наверное, в предыдущей жизни...
- А сколько вы живете так? - спросила Вера, пристально глядя на него.
- Давно уже, - махнул рукой он. - Несколько лет. Я и счет уже потерял... Ни дома, ни семьи, ни кола, ни двора, ни денег, ни документов... Собачья жизнь...
- А здесь-то давно? В Питере?
- Нет, вот здесь как раз совсем недавно. Я вообще зря сюда приехал, не на тот поезд сел... Я в теплых краях обитаю, на юге... То в Сочи, то в Краснодаре, то в Туапсе, то в Новороссийске... А тут... увязался за одними, они меня наняли барахло их тащить, тяжеленные такие тюки... Привезли в Питер, пинка под зад, и были таковы... А они обещали на работу устроить... Вот какие люди... Мошенники, я полагаю...
Язык бомжа был правильный, мысли логичны, но главное, что удивляло Веру - в нем не было нисколько злобы, ожесточения на жестокие обстоятельства его жизни.
- Ладно, Вера Петровна, - сказал бомж. - Спасибо вам за гостеприимство. Вы замечательная женщина, добрая и открытая. И смелая... Давайте мне мое барахло, и я пойду восвояси...
- А куда вы пойдете?
- Как куда? На вокзал... Постараюсь добраться до теплых краев... Здесь-то не выдержу. Холодно очень... А что ещё будет? Вреден, как говорил поэт, север для меня...
- Знаете Пушкина?
- Пушкина знаю, - засмеялся бомж Санька. - А вот свою фамилию не помню...
- Но как же так могло произойти?
- Сам не понимаю. Очнулся в больнице с проломленной головой. Вылечили, выписали... А куда идти? Денег нет, документов нет, кто я такой, понятия не имею... Все забыл, все... Вот все, что было дальше, помню... А что до того, ничего...
- В каком городе вы очутились в больнице?
- Тут тоже какой-то провал... Тоже в каком-то южном, тогда голова была как в тумане... Потом я пробрался на теплоход, спрятался там в трюме... Было такое ощущение, что надо оттуда бежать. Страшно очень было... Мне казалось, что меня преследуют... А в Новороссийске меня обнаружили и вышвырнули с теплохода... Вот с Новороссийска все и началось... Моя, так сказать, новая жизнь...
- Значит, у вас было две жизни, одну вы не помните, вторая была голодная и ужасная. Третью начать не имеете желания? - пристально поглядела на него своими черными глазами Вера.
- А какой она будет?
- Нормальной будет. Жить будете здесь, у меня. Кормить вас буду, обстирывать, обглаживать... Еще что хотите? - засмеялась Вера. - Любить буду. Вы хороший человек, мне кажется. Глаза у вас добрые и очень красивые...
Добрые и красивые глаза бомжа слегка увлажнились.