Попытка Дейзи оживить разговор темой о взрывах на Солнце, очевидно, только что почерпнутой из "Штерна" или "Квика", ограничивается ее монологом. Никого за столом это не интересует. Компания сосредоточенно ест - только приборы позвякивают, да изредка звучат короткие реплики.
- Жаркое - просто чудо, - констатирует Сандра.
- Еще бы, за такие деньги, - замечает Томас.
Снова звон приборов, снова пустые фразы.
- Почему нет музыки? - спрашивает Дейзи.
- Потому что дирекция уважает клиентуру, - отвечает Эрих.
- Венский вальс пищеварению не помешал бы, - возражает девушка.
- Да, правда. Я заметил, что желудок лучше работает под музыку, добродушно подтверждает Томас.
- Когда мы слышим венский вальс, нам чудится запах венского шницеля, - бурчит Эрих, который немного не в настроении.
С тех пор как нас представили друг другу, Томас не сказал мне ни слова, но я чувствую, как он тайком изучает меня. Делаю вид, что не замечаю этого, словно он совсем не интересует меня. Сандра более интересный объект для наблюдений, однако и тут надо сдерживаться - по всему видно, что она подруга Томаса. Они пришли вместе: дама, чтоб не казаться выше своего кавалера, надела позолоченные босоножки без каблуков. Томас был в черных туфлях с шестисантиметровыми каблуками.
Есть немало людей, для которых низкий рост ничуть не является источником неприятных переживаний. Есть и такие, что воспринимают это болезненно, но успокаивают себя тем, что многие знаменитости также были невысокого роста. А Томас, наверное, принадлежит к людям третьей категории. К тем, которые считают себя обиженными судьбой.
Я лениво раздумываю об этом, машинально пережевываю очередной кусок мяса и стараюсь не смотреть на мужчину напротив.
За чашкой кофе принято переходить к деловым разговорам. Поэтому, когда кельнер в белом жилете церемониально расставляет миниатюрные чашечки и уходит, я надеюсь услышать что-то по образцу: "Итак, господа, чем могу быть вам полезен?" или "Насколько я понял, мистер Каре интересуется нашими изделиями?"
Однако все пьют кофе в мертвой тишине, словно понимают, что повод для ужина отпал. Наступает время рассчитываться. Плачу я - не от чрезмерной щедрости, а потому что перехватываю многозначительный взгляд Мод. Никто не возражает.
- Рыбка не клюнула, - замечаю я, когда Мод ведет свой "мерседес" к Кельну.
- У меня такое впечатление, словно это вас утешает, - сухо отвечает женщина.
- Сеймур еще что-нибудь придумает, - безразлично бросаю я.
Не могу же я ей объяснить, что мой собственный план не имеет ничего общего с их планами и что независимо от того, клюнет рыбка или нет, двадцать девятое число уже не за горами.
Минуем Бонн и выезжаем на автостраду. Мод немного увеличивает скорость, сосредоточенно вглядываясь в асфальтовую ленту, освещенную фарами. Я невнимательно смотрю, как проносятся мимо нас темные силуэты деревьев. Тишина и плохое настроение. Все-таки у моей дамы есть одна очень хорошая черта: она молча смиряет свое раздражение, вместо того чтоб сорвать его на мне. Только когда мы уже заходим в гостиницу и садимся в лифт, Мод говорит:
- Сочувствую вам, Альбер, но, кажется, ваша миссия затягивается.
- Я тоже сочувствую вам, дорогая. Вы слишком близко к сердцу принимаете неудачи вашего шефа.
- И ваши...
- При чем тут я?
- Не знаю. Но Томас явно назначил эту встречу для того, чтоб посмотреть на вас. А когда он вас увидел, вы, кажется, не понравились ему.
Мы выходим из лифта и желаем друг другу доброй ночи.
В своем номере я кладу сумочку, где ношу теперь свой австрийский паспорт, на ночной столик, потом вешаю пиджак на спинку стула и ложусь. Надо все обдумать.
Партнеров в торговле выбирают не по тому, симпатична ли у них физиономия или нет. Если я не понравился Томасу, причина может быть одна: он узнал меня.