Владимир Ильичев (Сквер) - Голы онфлайн

Ты в красном Не видел тебя ещё
одетой в ярчайший «ред».
Ты разной бываешь. Как вор с ключом,
крамольных следов эстет.

Когда из меня забрала  меня 
оставила призрак  нас,
обыденно, ловко, едва звеня
брелком настоящий ас.

Не зря же ты  Ася! Не зря, не зря.
И я неспроста богат
А после тебя  рассказать нельзя 
насколько возрос оклад.

А после тебя  нет меня, есть мы
на фоне пеньков и рощ,
мы слямзили новый рассвет из тьмы,
мы стырим у ада ночь.

Твоё молчание дороже пустословья.
В нём обозначился источник нужных слов,
заметный мне  и всё Настольный. Но, позволь, я
хоть поиграю в многогранную любовь.

Потом расскажешь, до чего она серьёзна,
когда земля уже сотрёт мои уста.
Сухая сводка: будет сыро, предморозно.
Я буду спать. Ты будешь, кажется, грустна.

Потом ты тоже будешь спать. На том же месте.
Меня направят по делам в небытие.
Смотри, у кубиков моих  ни гранки мести,
вернусь погожей вешней полночью к тебе.

Да, я хотел бы, чтобы так примерно было.
Большая разница  «хотел бы» и «хочу».
Хочу  тебя  любить, и чтобы ты любила,
причём без разницы  кого не слышь почуй.

Мне раньше говорили: мой образ жизни плох.
«Торчишь, бухаешь, куришь, по саунам тусишь».
С цыплёночка на гриле однажды капнул Бог,
шепнул: «Святым не будешь, но пищу освятишь».

Цыплёнок сразу пискнул, с решётки соскочил,
отросшей головёнкой по-детски покачал,
пацифик лапкой тиснул на пламени свечи
и дал по жести звонкой, с подскоком, стрекача.

Но мне опять сказали: мой образ жизни плох.
«Пропал, друзей не помнишь, по вегану чудишь».
На фразе «Ешь, мерзавец!» опять явился Бог,
шепнул: «С тобой Воронеж, а главное  Курмыш».

Я сразу в ритме Цоя сейтана замесил,
сготовил, и бездомным на паперти раздал,
«Съедобно это соя?»  один меня спросил,
а я муки несдобной оставил у костра.

Но мне опять сказали: мой образ жизни плох.
«Включаешь мецената, когда и сам-то нищ».
С буклетом о Версале открылся тощий Бог,
шепнул: «А ты  что надо», и съехал из Мытищ.

Я сразу следом съехал, поближе к Курмышу,
Воронеж  тоже рулит, но родина  зовёт,
с тех пор не без успеха пейзажики пишу,
ловлю холстами пули, а кровь держу за йод.

И мне опять сказали: мой образ жизни плох,
ни славы, ни почёту, ни щасья на пропой.
Пропитый на вокзале, тропой добрался Бог,
шепнул: «Пошли их к Чёрту»  и одарил тобой.

Так здорово Вы празднуете что-то
В компании, похоже  всей роднёй.
Семейное классическое фото.
Не пьянка. Не бардак очередной.

Так здорово Твой Эф  малюет жестом
картину «Эй, к моей не подходи!»
Я скрылся в направлении известном,
но ты-то у меня живёшь в груди

Так здорово что я не огорчаюсь
твоей понятной близости к нему,
ревнуют  неким образом отчаясь,
а я тебя надольше обниму.

Так здорово что мало пошлых мыслей,
и мало, и на слово не грубы.
Подумалось: но как бы вышли  мы с ней?
А сердце снова вытолкнуло «бы».

Патриархат Матриархат Протри паркет!
С веками пыли накопилось, аж чихнул,
и подскочили разновидности побед,
пылинок сто, легко упав на общий нуль.

«Знай место, женщина!»  я тоже так вопил?
Неслабо, значит, я тогда комплексовал.
Так напугать себя пытается вампир,
сломав клыки, попортив зеркала овал.

«Мужик, ты должен быть таким-то и таким!»
Каким  не помню. Но остался я собой.
Есть два эпитета: любима и любим,
всё остальное  ратоборство и отбой.

Матриархат Патриархат Переворот
Потом опять и разновидностями бед
слоится то, что нам дано перебороть.
Глянь, сколько пыли-то. Давай протрём паркет.