Половина ламп под потолком не горела, сквозь какие-то щели просачивался холодный ветер, крутя по замызганному полу пыль, конфетные бумажки и окурки. Правда, сцена имела вполне приличный вид.
Ребята уже устанавливали аппаратуру. Оторвавшись на несколько минут от этого занятия, они помогли Йону вкатить на сцену его видавший виды маленький электроорган. В углу, уткнувшись в газету, сидел унылый парень неопределенного возраста в потертой кожаной куртке с многочисленными "молниями", таких же вытертых джинсах и широкополой шляпе, надвинутой на лоб. Парня звали Дэвид Тьюз, и он был вокалист. Рядом лежал футляр для флейты, обшарпанный и заношенный, как и его хозяин.
Вокалист вяло поздоровался с Орфи и снова спрятался в свою газету.
Настройка заняла около двух часов, после чего Йон раздал музыкантам ноты и уселся за электроорган. Рояль действительно стоял у самой стены, но Орфи решил отложить его на потом. Рядом со "Стейнвеем" поблескивал кнопками новенький синт, купленный Беркомом накануне.
- И это все? - осведомился Чарли, пробежав глазами ноты. - Тут игры на двадцать минут! И вокала нет.
- А ты что, хочешь сразу целую программу?
- Конечно! Я тут прихватил кое-что из недавних своих... Со словами, кстати!
- Ладно. Но начнем все же с меня. Сам говорил, что я шеф, терпи теперь... А через пару дней я еще принесу, есть замысел... Начали!
Йон уселся поудобнее и взял пробный аккорд. Инструмент звучал хорошо. Орфи заиграл вступление.
Через несколько тактов к нему присоединился ударник. Незаметно, исподволь в мелодию вплелась гитара - все-таки Чарли был мастером своего дела. Басист немного запоздал, но быстро сумел подстроиться.
Вокалист оторвался от своей газеты и с интересом слушал. Потом расчехлил флейту, собрал ее... К счастью, ему не нужно было никуда подключаться.
...Когда затих последний вибрирующий звук, все некоторое время молчали. Чарли отложил гитару, подошел к Йону и задумчиво ткнул одним пальцем в клавишу. Подумал - и ткнул еще раз.
- Это настоящая вещь, - заявил он. - Я не знаю, поймут ли ее, но это - музыка.
Они репетировали около двух месяцев. С каждым разом Йон становился все требовательнее, доводя своих коллег до бешенства, заставляя проигрывать куски снова и снова, изнуряя всех и не щадя самого себя. Наконец музыка перестала рассыпаться на части, подобно карточному домику. Изредка Йон садился за рояль; но с каждым разом все реже и реже. Акустический инструмент с трудом монтировался в электронное звучание впрочем, Тьюз неизменно таскал с собой флейту и вставлял ее робкое придыхание во все паузы, несмотря на молчаливое неодобрение Чарли. Звук у Тьюза был шершавый, чуть надтреснутый, но на редкость выразительный.
Теперь можно было выходить на публику.
За неделю до концерта они собственными силами привели зал в относительный порядок, за что практичный Чарли выторговал у хозяина уменьшение арендной платы до сорока трех фунтов в неделю. Затем все тот же вездесущий Чарли договорился со знакомым художником насчет афиш, и через день реклама их группы замелькала на стенах Саутгемптона и даже кое-где в Сити. Правда, у Альберт-Холла афишу повесить не удалось, потому что к Чарли с грозным видом направился полицейский, и тому пришлось уносить ноги от греха подальше.
Накануне концерта Йон почти не спал. В девять часов он подскочил, как ужаленный, и побежал в зал, хотя премьера была назначена на пять часов вечера. Там он долго бродил между кресел, нервно курил - впервые за многие годы - потом уселся в первый ряд и сам не заметил, как заснул...
Они сидели в небольшой комнатке за сценой и ждали, пока соберется публика. До начала выступления оставалось пятнадцать минут, а зал был заполнен едва ли наполовину.
- Ничего, соберутся, - успокаивал всех Чарли.