Но что и когда вы выбросили? И что об этом думали пассажиры и команда?
– Пассажиры ничего не знали, а команда молчала, чтобы не подводить капитана, – ответил Колфилд. – Уже в то время законы против выброса мусора в пространство были жесткими и наказание тяжелым. Но еще оставалось немало космонавтов, которые не считали выброс преступлением, во всяком случае серьезным. Кроме того, все понимали, что капитан был движим в первую очередь заботой о безопасности пассажиров.
– Ах, как благородно звучит! – вмешался лейтенант Нолан. – А на самом деле – это просто спасение собственной шкуры.
Грегори показалось, что Колфилд сейчас бросится на Нолана, но тот сдержался и мрачно замолчал. Глядя на бывшего механика, Грегори подумал, что его реакция была слишком острой, словно его лично оскорбили. Видно, он был очень близок к капитану.
– Спокойно, Нолан, – сказал Грегори лейтенанту. Потом обернулся к Колфилду: – Продолжайте.
– Сначала мы выкинули все контейнеры с мусором, – продолжал Колфилд низким злым голосом. – Затем избавились от личных вещей. Мы хотели бы выкинуть и груз, но этого нельзя было бы скрыть ни от пассажиров, ни от портовых служащих. К тому же это в основном были точные приборы и масса их была незначительна. Наконец, мы истратили химическое горючее. Это замедлило несколько нашу скорость и на несколько тонн облегчило корабль... Столкновение с метеоритом, должно быть, повредило одни из клапанов в топливной системе, так как в тот момент, когда догорело топливо, в одной из труб раздался взрыв. Тогда меня и обожгло.
Теперь Колфилд продолжал уже более спокойно:
– Взрыв вновь расшатал защиту реактора и вырвал несколько кирпичей... В тот момент капитан был один в помещении реактора. Очевидно, он полагал, что ситуация достаточно серьезна, если тут же кинулся чинить эту проклятую защиту, к тому же практически голыми руками.
Колфилд помолчал, словно таким образом почтил память погибшего. Затем он продолжил:
– К тому времени, когда капитан кончил класть кирпичи на место, он был настолько «горячим», что никто из нас уже не мог приблизиться к нему. Он принял дозу радиации, которая была в несколько раз выше смертельной, и ему оставалось жить несколько часов. Он радировал нам, что его долг – облегчить корабль, выругался, а затем выбросился в пространство...
После того как Колфилд кончил рассказ, на мостике несколько минут царила тишина. Грегори думал о капитане «Подсолнечника». Быстрый на решения, отважный, практичный и виноватый капитан Уоррен попал одиннадцать лет назад в трудную ситуацию. Все говорило о том, что его корабль неминуемо должен врезаться в Юпитер, и даже не было связи, чтобы вызвать помощь. Впрочем, не известно, успела ли бы она. Весьма возможно, что суд принял бы во внимание обстоятельства и капитан отделался бы лишь потерей капитанской лицензии. Разумеется, это при условии полной откровенности и строгого учета массы и состава выброшенного мусора. Если бы он сделал это тайно и не смог бы представить суду нужных материалов, судьи бы его буквально распяли. И может, ему лучше было умереть на корабле.
«Но такого рода мысли никуда не ведут, – оборвал себя Грегори, – лучше вернуться к делу».
– Очевидно, вы не знаете, в каком направлении он выбросился? – спросил Грегори.
– Возможно, мне и говорили об этом, – ответил Колфилд. – Но я был так обожжен, что меня пришлось накачать наркотиками, так что я ничего не помню.
Бывший механик смотрел на Грегори так, будто хотел сказать, что человек, осмеливающийся задать подобный вопрос, недостоин того, чтобы зваться человеком. «Может быть, – подумал Грегори, – может быть, он и прав».
В этот момент появился лейтенант Хартман с кофе и сэндвичами.