А что потом? Двинете в Абхазию? Туда сейчас все едут, шепчу в ответ, не открывая глаз.
В Абхазии я уже был.
Я открываю глаза и теперь вижу, как в болезненной усмешке искривилось его лицо.
В Абхазии я уже был, повторяет он, семнадцать лет назад. Когда истекут эти три дня, мой отпуск закончится.
Такой короткий отпуск? удивляюсь я.
Это самый длинный отпуск, он усмехается. Отпуск в награду, единственный за семнадцать лет службы.
Ты военный? Осмеливаюсь полюбопытствовать я, а сама бросаю взгляд на грубый белесый шрам на его бедре.
Я был военным семнадцать лет назад, после длинной паузы отвечает он.
А это Он замечает мой взгляд и вновь грустно усмехается. Это моя память о Гаграх.
Ты отдыхал в Гаграх?
Я там воевал
И он рассказывает мне о войне. Зачем? Правда, странная тема для беседы мужчины и женщины? «Разве на свидание зовут для того, чтобы говорить о смерти?» с досадой вздыхаю я.
Пустые глазницы домов еще помнят меня
Я слушаю, согласно киваю головой.
Я что-то слышала об этой войне.
О войне не слушают. И что ты могла слышать, если тебе было тогда всего семь лет?
«Получается, он знает, что сейчас мне двадцать пять? Откуда?» неприятно поражаюсь я.
Грузины воевали с абхазами? Зачем? спрашиваю.
Люди воевали с людьми, люди убивали людей, и убийство называли войной, как-то странно сказал он, я не поняла, что он имел в виду.
А ты как там оказался? спросила.
Там было немало русских добровольцев, я был тогда совсем мальчишкой, бесстрашным и бесшабашным, тихо сказал он, а после паузы добавил, а где только не воюют русские мальчики, где только не находят вечный покой
Меня уже тяготил этот разговор, хотелось отвлечь его от тяжелых воспоминаний, но я не знала как. Просто приподнялась на локтях и поцеловала в губы.
Потом мы бросились в ночное море, а когда плеск волн утомил, и поцелуи на время прервались, он вдруг сказал:
Мы должны были встретиться с тобой четыре года назад.
Почему именно четыре? удивилась я.
Четыре года назад я должен был приехать в Н И он назвал мой родной город, хотя я точно помню, что не говорила ему, откуда родом.
И что помешало?
Я уже говорил. Семнадцать лет назад меня призвали служить И не случилось. Ты в моей жизни не случилась
Он снова говорил загадками, я ничего не поняла. Не военный, а «призвали служить»? Как это я «не случилась», если мы сейчас вместе? А мы вместе? Но сегодня о завтра не думаешь, и о том, вместе мы или нет, тоже. Нам хорошо сейчас, в эту минуту, и это все, а дальше я никогда не загадываю.
Последнюю ночь перед моим отъездом мы провели в его номере. Мальчишек не было. Он как-то странно объяснил их отсутствие: вроде, готовятся к какой-то службе, я опять не поняла. Что сказать о той ночи? Наверное, у каждого такое бывает? Или нет? У Лариски не было и уже не будет. И точно знаю, у многих моих подруг так не было и никогда не будет. И у меня так не было ни с кем, только с ним.
Вы как две половинки одного яблока, сказала как-то Лариска, я отмахнулась от нее, надоела со своими романтическими рассуждениями. Спасибо, хоть нотации не читает, и вопросы лишние не задает.
Но той ночью мне вспомнились ее слова Когда за окном вызревало раннее южное утро, мы, не сомкнувшие с вечера глаз, прощались. Надо сказать, очень странно прощались. Он взял мою голову в ладони, поцеловал словно отец в лоб и сказал:
Живи счастливо, моя девочка!
Уже у двери я не выдержала, обернулась:
Может, хоть номер мобильника дашь
Он усмехнулся:
Такого не держим.
На вокзале утром эта последняя фраза терзала меня не меньше, чем Лариска со своей суетой и моими чемоданами.
Да, не беспокойся ты. Вот этот молодой человек сейчас поможет нам загрузиться в вагон. Молодой человек, ведь, вы поможете двум симпатичным девушкам?
Парнишка, попавшийся мне под руку, расплылся в улыбке, еще бы, его заметила такая красавица! И неважно, что красавице просто нужен бесплатный носильщик. Она разрешила целых две минуты посидеть рядом с ней в купе, пока ее суетливая подруга не завопила:
Молодой человек, спасибо вам большое, спасибо, но поезд скоро тронется.
Когда за «молодым человеком» закрылась дверь купе, Лариска попыталась оторвать меня от окна.