Марк!
Иоси! ахнул я.
Мы обнялись. Он несмело прикоснулся к моей голове, сжал плечо, щеки его были влажны, мои тоже.
Меня только недавно перевели в Тель Ашомер для пластики лица, сказал Иоси. А сначала поместили в иерусалимскую Адасу лечить глаза. Я почти ничего не видел. Там и нашли меня ребята самал и Шломо, рассказали, что были у тебя, но ты совсем плох, никого не узнаешь.
Нина, воспользовавшись паузой, проговорила:
Мне нужно на работу.
Бесстрашно глянув на гостя, кивнула ему:
Марк рассказывал о вас. Выздоравливайте! и мне: Я приду вечером.
Иоси печально смотрел ей вслед:
Красивая у тебя жена. И чуткая: очень старалась не замечать мое уродство. Обычно я вызываю у женщин суеверный страх.
Мне не хотелось продолжать эту тему.
Ничего, сейчас медицина делает чудеса, обнадежил я его, удивляясь самому себе. Будешь как новенький.
Бэ эзрат ашем!
Так-так Я всегда подозревал, что ты тайно верующий. А кипа?
Я не ношу ее. Признаюсь тебе одному: стыдно. Кипа, цицит стали чуть ли не символом обмана и лицемерия.
И как это вяжется с твоим капойре?
Понимаешь, простить можно маленьких бедных людей, которые грешат, чтобы выжить. Но не тех, кто, постигнув всю премудрость Торы, обманывают, крадут!
Я не унимался:
Но разве не тот же твой Бог сотворил их такими?
Он склонился ко мне, словно собираясь открыть самое сокровенное, и я увидел, что огонь, опаливший лицо Иоси, как бы облагородил его: сжег то мелкое, жалкое, что было в нем когда-то:
Я много думал об этом. Может быть, в начале времен Он хотел создать разумное существо, чтобы разделить с ним свое одиночество. Но первый человек, потом его потомки испугались могущества своего создателя и стали рабски хвалить его деяния, не возражая, не пытаясь предложить что-либо другое, пока Бог не решил, что это именно то, что нужно людям Но так не будет вечно. Никто не знает этого лучше, чем люди простые и искренне верующие. Я слышу, как они тайно возмущаются жадностью и непорядочностью священников, и Бог не может не слышать этого. Близится время, когда Он вырвется из лживых пут раввинов и снова станет таким, как вначале: одиноким и справедливым.
Я засмеялся:
Да ведь это Новейший, Третий завет! Первый, ТАНАХ, был довольно удачным, со вторым, христианским вышла большая неприятность для самого автора, а теперь ты со своей крамолой Не боишься?
Боюсь.
Иосин истерзанный рот пытался улыбнуться:
Ну, со мной все ясно. Ты-то что?
Я задумался.
Не знаю. До сих пор я избегал говорить с кем-либо откровенно. Нину не хочу расстраивать, другие не поймут. А с тобой можно: мы ведь братья по крови. Мне вдруг вспомнилось, что тогда, перед взрывом, я обидел тебя. Прости! Я теперь знаю, что ты не тот, каким казался всем нам.
Капойре! Мы с тобой оба изменились, потому что в упор увидели ее, беззубую старуху, а это не проходит даром.
Да. Раньше я был общительным, жизнерадостным парнем, любил поговорить с друзьями, даже выпить, а теперь хочу быть один, и если мне мешают, становлюсь нетерпеливым, грубым. Ящик на стене не включаю, потому что его постоянная тема человеческая корысть, цинизм, похоть. Я не люблю людей! Понимаешь, там, в саду это взорвавшееся яблоко погубило меня
В иосиных глазах, лишенных ресниц, мелькнуло беспокойство:
Марк, то была старая сирийская граната так заявил самал.
А, ты тоже не веришь мне, а я тебе верил! Помню твой рассказ о том, как в кукольном театре лопнуло яблоко Евы, набитое всякой дребеденью. Так что же, сейчас, в наше время трудно заложить взрывчатку в какой-нибудь плод?
Иоси был поражен:
Ты меня дурачишь?
Нет!
Я вдруг разволновался, рана под бинтами жгла, губы дрожали:
Ты человек верующий. Неужели мои слова кажутся тебе менее правдоподобными, чем чем мое возмущение вылилось в крик, от которого Иоси медленно отступал к двери, чем то, что наши предки перешли вброд Красное море? Нет, ты такой же лицемер, как все!.. я уже не знал, с кем и о чем я говорю, и совершенно обессилев, упал на кровать
Вечером пришла Нина, сразу заметила мое состояние, и я, виновато отводя глаза, признался во всем.
Надо обратиться к психиатру, расстроилась она, тут ведь лучшие из лучших!
Нет, я сказал то, что уже давно продумал. Ты хочешь видеть меня дома? Так вот, если что-нибудь обнаружится, меня не выпустят отсюда