Нынешний вечер был тих и спокоен. Внизу малиновой полоской догорало в водах Прегеля заходящее солнце. Острые пики корабельных мачт мирно дремали у речного берега.
Старик достал трубку и чиркнул огнивом: ноздри защекотал ароматный дымок крепкого заморского табака. Майбах любил свой Альтштадт, любил города-побратимы: Кнайпхоф и Лёбенихте, которые в августе по указу короля Фридриха Вильгельма I, прозванного Королём-солдатом, объединились в один, с общим названием Кёнигсберг. По этому поводу до сих пор не затихало разгульное празднование: рыбаки и ремесленники продолжали отмечать это событие в многочисленных винных погребках. Особенно радовался Кнайпхоф: ведь это из его стен вышел первый бургомистр Кёнигсберга.
Старый врач невольно усмехнулся, поскольку хорошо знал Захариуса Хессе, долговязого педанта, в прошлом бургомистра Острова. Ибо Кнайпхоф это и есть остров, образованный разделением Прегеля на два русла. Хессе, известный юрист, страдал катаром желудка, и Иоганн Майбах довольно успешно лечил его настоями целебных трав. Но бургомистр был страстным курильщиком и именно это, по мнению профессора, мешало полному выздоровлению главы Кёнигсберга.
Возвращаться в дом старому врачу не хотелось. Он с охоткой покуривал трубку, вслушиваясь в городские звуки. Вот процокали копыта в Королевский замок спешила карета, вот послышалась перебранка со звоном оружия: у самой реки кого-то задержала городская стража. А вот внутри дома хлопнула дверь это жена Майбаха, заботливая Лизхен, спускалась вниз за своим беспокойным супругом.
Часть 1. Профессор Альбертины
Глава 1. Кёнигсбергский университет
«С Божьей помощью, получив отцовское благословение, я, шестнадцати лет от роду, стал студентом Кёнигсбергского университета. Мой отец, Гюнтер Майбах, настаивал на этом: «Многие молодые люди получают образование и становятся уважаемыми, зажиточными бюргерами, говорил он. Мы с матерью надрываем спину и выбиваемся из сил для того, чтобы сделать из тебя добропорядочного человека. Запомни, если ты не станешь студентом, то пойдёшь в солдаты. А нам бы не хотелось, чтобы ты вспарывал животы таким же молодым парням, как сам, и в результате оказался погребённым в братской могиле на чужбине».
Мой отец занимался строительством. Он работал каменщиком, и укладывал кирпичи с таким проворством, усердием и мастерством, что многие артели старались переманить его к себе. Наш Альтштадт и его пригороды постоянно росли: строились жилые дома, склады, кирхи, бастионы, тоннели, шлюзы. Хорошему каменщику всегда находилось дело, что позволило моему отцу понемногу откладывать деньги, и теперь я понял, для какой цели»
Иоганн, обратился к сыну ещё не старый, крепкого телосложения мужчина с начинающими седеть волосами. Мне надо с тобой серьёзно поговорить. Он пришёл с работы усталый и теперь сидел за столом, держа крепкой, похожей на клешню краба, рукой кружку тёмного пива. Женщина, мать Иоганна, хлопотала у очага, разогревая ужин.
Выслушай меня, не перебивая. В этом году ты окончил городскую школу, и учитель Клаус Заубер остался весьма высокого мнения о твоих способностях. За семь лет ты освоил латынь и древнегреческий язык, математику, а также множество историй из Священного писания. Я считаю, этого вполне достаточно, чтобы мой единственный сын продолжил учебу в университете! Не в Альтштадской гимназии, нет! В самой Альбертине! Слава Господу нашему, в Кёнигсберге есть свой университет и тебе не придется ехать куда-нибудь в Гейдельберг! Я скопил достаточно денег, чтобы оплатить твою будущую учёбу
Но, отец невысокий светловолосый юноша пытался возразить, только Гюнтер не стал слушать сына.
Я знаю, что твоя мечта морские путешествия и жизнь, полная приключений. Ты хочешь стоять за штурвалом корабля и глазеть на диковинные страны. Что ж, и эта мечта вполне осуществима Дай же мне договорить! Сядь за стол Эльза! Принеси нам пива и, уже немного успокоившись, отец произнёс: Лучше пиво, чем вино «трёх людей».1
Посмотри на эти руки, продолжал Гюнтер, когда его жена поставили на стол две глиняные кружки. Погляди внимательно на моё лицо Оно обветрено и обожжено солнцем, поскольку моя работа, и в летний зной, и в осенний дождь, и в зимнюю стужу проходит под открытым небом. А руки мои привычны лишь к кирпичу и мастерку. Видишь, как неловко я держу даже ручку этой кружки!..