Про щиру приязнь і непорушну дружбу зі своїми товаришами О. С. Пушкін вірив і пишався ними все своє життя. Ось приклади, запозичені з його «Щоденника»:
«1822
После обеда во сне видел Кюхельбекера.
1 июля день счастливый.
Пушкин.
1827 / 15 октября
Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошёл высокий, бледный и худой молодой человек с чёрной бородой в фризовой шинели, и с виду настоящий жид я и принял его за жида, и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие; я поворотился им спиною, подумав, что он был потребован в Петербург, для доносов или объяснений. Увидев меня, он с живостию на меня взглянул.
Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга и я узнаю Кюхельбекера96. Мы кинулись друг к другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательствами я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали. Я поехал в свою сторону. На следующей станции узнал я, что их везут из Шлиссельбурга, но куда же ли?»97
Микола І у боротьбі з повсталими військовими поселеннями
У пушкінському «Щоденнику» зафіксовано не лише сумні, але разом з тим і радісні нотатки про памятні зустрічі з товаришами по серцю й спільними прагненнями друзями. В них йдеться й про суцільно сумні переживання, повязані з одверто насильницькими діями царя Миколи І проти повстанців так званих аракчеєвських «військових поселень».
Звертаємось до запису від 26 липня 1831 р.:98 «Вчера государь император отправился в военные поселения (в Новгородской губернии) для усмирения возникших здесь беспокойств. Несколько офицеров и лекарей убито бунтовщиками. Их депутаты пришли в Ижору с повинной головой и с распискою одного из офицеров, которые перед смертию принудили бунтовщики показать, будто бы он и лекарь отравливали людей. Государь говорил с депутатами мятежников, послал их назад, приказал во всём слушаться графа Орлова99, посланного в поселения при первом известии о бунте, и обещал сам к ним приехать. Тогда я вас прощу, сказал он им. Кажется, всё усмирено, а если нет ещё, то всё усмирится присутствием государя»100.
Останніми днями того-таки липня 1831 року читаємо: «Бунт в Новгородских колониях усмирён его присутствием, наводить «Щоденник» заангажований офіційний урядовий коментар. Несколько генералов, полковников и почти все офицеры полков Аракчеевского и короля Прусского почти все перерезаны. Мятежники имели списки мнимых отравителей, т. е. начальников и лекарей. Генерала они засекли на плаце; над некоторыми жертвами убийцы ругались. Посадив на стул одного майора, они подходили к нему с шутками: «Ваше высокоблагородие, что это вы так побледнели? Вы сами не свои, вы так смирны», и с этим словом били его по лицу. Лекарей убито 15 человек; один из них спасён больными, лежащими в лазарете. Этот лекарь находился 12 лет в колонии, был отменно любим солдатами за его усердие и добродушие. Мятежники отдавали ему справедливость, но хотели, однако же, его зарезать, ибо и он стоял в списке жертв. Больные вытребовали его из-под караула. Мятежники хотели было ехать к Аракчееву в Грузино, чтобы убить его, а дом разграбить. 30 троек были уже готовы. Жандармский офицер, взявший над ними власть, успел уговорить их оставить это намерение. Он было спас и офицеров Прусского короля, уговорив мятежников содержать несчастных под арестом; но после его отъезда убийства совершились. Государь обедал в Аракчеевском полку. Солдаты встретили его с хлебом и мёдом. Арит101, находившийся при нём, сказал им с негодованием: «Вам бы должно вынести кутью». Государь собрал полк в манеже. Приказал попу читать молитвы, приложился ко кресту и обратился к мятежникам. Он разругал их, объявил, что не может их простить, и требовал, чтобы они выдали ему зачинщиков. Полк обещался. Свидетели с восторгом и с изумлением говорят о мужестве и силе духа императора.
Восемь полков, возмутившихся в Старой Руссе, получили повеление идти в Гатчину»102.
Запис у незабутню дату 14 грудня:
«11-го декабря получено мною приглашение от Бенкендорфа явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращён «Медный всадник» с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшею ценсурою; стихи: