Маврин допросил самозванца. Пугачёв с первого слова открылся ему. «Богу было угодно, сказал он, наказать Россию через моё окаянство». Велено было жителям собраться на городскую площадь; туда приведены были и бунтовщики, содержащиеся в оковах. Маврин вывел Пугачёва и показал его народу. Все узнали его: бунтовщики потупили голову. Пугачёв громко стал уличать их и сказал: «Вы погубили меня; вы несколько дней сряду упрашивали принять на себя имя покойного великого государя, а когда и согласился, я долго отрицался, то всё, что ни делал, было с вашей воли и согласия; вы же поступали часто без ведома моего и даже вопреки моей воле». Бунтовщики не отвечали ни слова.
Один з найвидатніших полководців в історії О. В. Суворов розпитує О. І. Пугачова про його військові таланти
Суворов между тем прибыл из Узени и узнал от пустынников, что Пугачёв был связан его сообщниками и что они повезли его к Яицкому городку. Суворов поспешил туда же. Ночью сбился он с дороги и нашёл на огни, раскладенные в степи ворующими киргизами.
Суворов напал на них и прогнал, потеряв несколько человек, и своего адъютанта Милорадовича. Через несколько дней прибыл он в Яицкий городок. Суворов с любопытством расспрашивал славного мятежника о его военных действиях и намерениях и повёз его в Симбирск, куда должен был приехать и граф Панин.
Пугачёв сидел в деревянной клетке на двухколёсной телеге. Сильный отряд при двух пушках охранял его. Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах (во сто сорока верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачёв. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, резвым и смелым мальчиком, и во всю ночь Суворов их караулил. В Коспорье, против Самары, ночью, в волновую погоду, Суворов переправился через Волгу и пришёл в Симбирск в начале октября.
Пугачёва привезли прямо во двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окружённый своим штабом. «Кто ты таков?» спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачёв», отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться государем?» «Я не ворон (возразил Пугачёв, играя словами и изъясняясь, по его обыкновению, иносказательно), я воронёнок, а ворон-то ещё летает». Надобно знать, что яицкие бунтовщики в опровержение общей молвы распространили слух, что между ими действительно находился некто Пугачёв, но что он с государем Петром III, ими предводительствующим, ничего общего не имеет. Панин, заметя, что дерзость Пугачёва поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды. Пугачёв стал на колени и просил помилования. Он посажен был под крепкий караул, скованный по рукам и по ногам, с железным обручем около поясницы, на цепи, привинченной к спине. Академик Рычков, отец убитого симбирского коменданта, видел его тут и описал своё свидание. Пугачёв ел уху на деревянном блюде. Увидя Рычкова, он сказал ему: «Добро пожаловать», и пригласил его с ним отобедать. «Из чего, пишет академик, я познал его подлый дух». Рычков спросил его, как мог он отважиться на такие великие злодеяния? Пугачёв отвечал: «Виноват перед Богом и государынею, но буду стараться заслужить все мои вины». И подтверждал слова свои божбою (по подлости своей, опять замечает Рычков).
Говоря о своём сыне, Рычков не мог удержаться от слёз; Пугачёв, глядя на него, сам заплакал.
Наконец Пугачёва отправили в Москву, где его участь должна была решиться. Его везли в зимней кибитке на переменных обывательских лошадях; гвардии капитан Галахов и капитан Повало-Шейковский, несколько месяцев перед сим бывший в плену у самозванца, сопровождали его. Он был в оковах. Солдаты кормили его из своих рук и говорили детям, которые теснились у его кибитки: помните, дети, что вы видели Пугачёва. Старые люди ещё рассказывают о его смелых ответах на вопросы проезжих господ.
Во всю дорогу он был весел и спокоен. В Москве встречен он был многочисленным народом, недавно ожидавшим его с нетерпением и едва усмирённым поимкою грозного злодея. Он был посажен на Монетный двор, где с утра до ночи, в течение двух месяцев, любопытные люди могли видеть славного мятежника, прикованного к стене и ещё страшного в своём бессилии. Рассказывают, что многие женщины падали в обморок от его огненного взора и грозного голоса. Перед судом он оказал неожиданную слабость духа.