Ребята и гномы ринулись вверх, чуть не опрокидывая друг друга, стремясь поскорее покинуть бесконечную монотонность камня, вырваться из его вечного застывшего молчания – к свету, к жизни, к земным широким горизонтам. И вот уже под ногами у них – трава, а щеки их овевает ветер.
Стромкар поет
Над этим ущельем как раз и вилась дорога эльфов. Гномы поторапливали Колина и Сьюзен, чтобы поскорее попасть туда. Ступив на дорогу, оба гнома позволили и себе немного расслабиться, потому что, как сказал Дуратрор, всякий, находящийся на ней, становится невидим для постороннего глаза. Вся компания являла собой довольно причудливое зрелище: они точно были одеты в комбинезоны из красной глины, инкрустированные желтым песком, который не удержался только на лицах, но зато щеки и лоб были размалеваны красным, точно боевой окраской индейцев, вступивших на тропу войны. Однако все это не имело ни малейшего значения, раз они, взявшись за руки, направлялись в Фундиндельв. Руки и ноги ныли, но от этого еще слаще становилась перспектива близкого отдыха. После всего того, что им пришлось пережить в мрачных каменных пещерах, вид этой тихой красоты, этого убывающего дневного света среди душистых сосновых стволов казался просто нереальным.
– Как во сне, – воскликнула Сьюзен, – ну просто как во сне. Мне даже кажется, что вокруг нас звучит музыка!
– И мне кажется! – поддержал ее Колин. – Точно арфа звучит. Что бы это могло быть?
– Арфа, – сказал Фенодири, улыбаясь. – Взгляни, вон на Золотом Камне стромкар играет.
Они подошли к перекрестку дорог, и там, справа от них, лежал валун. Решительно ничего золотого в нем не было – просто отколовшийся от горы продолговатый камень. Он был грубо обработан совершенно неизвестно для какой надобности людьми, давным-давно умершими.
На вершине этого камня сидел молодой человек, перебиравший струны арфы. Был он чуть меньше трех футов ростом, кожа его отливала перламутром, его зеленые волосы волной ниспадали до самого пояса. А из-под пальцев лилась печальная мелодия, похожая на журчание воды, бегущей по камешкам. Он пел:
Когда лето настанет зимой,
Тогда будет опасность войны,
Ворона сядет на крест без перекладины
И легко напьется благородной крови.
Между девятью и тринадцатью
Разразится беда,
И волк с северо-востока возжаждет примчаться сюда,
На высокий холм посреди леса.
Возле креста без перекладины
Погибнет отважный орел.
– Чего это ты распеваешь эти древние пророчества? – спросил Дуратрор. – Они, что, должны теперь исполниться?
– Кто знает? Я только пою про лето, которое настало зимой. Ваша дорога лежит в Фундиндельв?
Все время, пока стромкар говорил, он перебирал серебряные струны, и его голос, похожий на звон колокольчика, звучал как песня. Он ни разу не взглянул ни на ребят, ни на гномов, а только пристально глядел на струны, а иногда бросал взгляд на вершины холмов.
– Да, действительно, – ответил Фенодири. – И мы несем с собой волшебный камень Бризингамена.
– Я этому рад, – сказал стромкар. – Но вы туда не попадете.
– Что ты такое говоришь? Почему это мы не попадем туда?
– Потому что покрытый толстой кожей сидит и стережет Холиуэлл – Святой колодец, а Меняющая Обличье стережет ворота. И к ним стекаются толпы мортбрудов. К закату дня туда прибудут также сварт-альфары и все остальные темные силы. Никакие птицы не летают сегодня, только вороны – глаза Морриган. Через час стемнеет. Постарайтесь к этому времени не оказаться под открытым небом.
– С этого часа наши мечи всегда к твоим услугам. Ты сделал больше, чем спас нашу жизнь. Стромкар поклонился.
– Мой народ поможет вам по мере возможности. Счастливо.
Он спрыгнул по другую сторону Золотого Камня и исчез.
– Мне ни разу не пришло в голову, что они поступят именно так. Хотя это было очевидно.